Галина Манукян - Ученица чародея

Графиня раскланялась, согласно бормоча, а я присела в реверансе, испытывая к мадам де Ментенон бесконечную благодарность. Уже одно ее слово за папеньку оправдывает все мои страдания в Париже.

Когда я подняла глаза, моему взору предстала счастливая физиономия мадам Тэйра. Выглядывая из-за боковой колонны, старушка живо кивала головой, таращила глаза и смешно гримасничала, словно дрессированная мартышка, получившая лакомство за сделанный трюк. Я едва заметно кивнула в ответ и последовала за графиней де Клермон, с трудом скрывая улыбку и понимая, как соскучилась по этой старой пройдохе из савойских пещер. И вдруг меня осенило – знаки прабабушки означали одно: алхимик где-то рядом!

До поздней ночи графиня гоняла меня, как полковник кавалерийскую лошадь, заставляя дефилировать в платье с широченным кринолином. Обязательно пятка к пятке, носки врозь. Затем пришлось добрую сотню раз элегантно садиться в кресло, приподняв верхний обруч кринолина, и постигать галантные движения веером.

– Грациознее. Еще грациознее! – рявкала мадам де Клермон и зло цедила: – Сапожница, она сапожница и есть! В хлев тебя, Абели Мадлен, а не в салон Бонны де Понс, маркизы д’Эдикур. За что мне эти муки?!

По количеству нотаций и наставлений графиня превзошла самое себя. Даже в ночном кошмаре не оставила меня в покое. А потому к вечеру следующего дня я уже не слышала ни единого ее слова – лишь считала количество завитков в орнаменте на стене. На тысяча двадцать девятом я сбилась, ибо камеристка затянула корсет так туго, что, казалось, мои ребра вот-вот хрустнут, а грудь вздыбится под самую шею.

Пока служанка завязывала холщовые тесемки кринолина на моей талии, затем нанизывала на меня нижние юбки с накрахмаленными кружевами, я пыталась отдышаться. Но голова закружилась снова, едва надели шелковое платье. Расшитый лиф лимонного цвета слишком тесно сдавил грудь. Взбитые буфами рукава с металлическими вставками затрудняли движения.

Взглянув на декольте, донельзя оголявшее мои плечи, графиня поморщилась и щелкнула пальцами. Камеристка тотчас поднесла массивную шкатулку. Старая дама нехотя выудила из нее тяжелые серьги и колье с пятью темными, как южное небо, сапфирами. Затем на мою голову водрузили высокий напудренный парик на проволочном каркасе и диадему. Теперь металла на мне было не меньше, чем на рыцаре в старые времена. Конь бы прогнулся. Говорите, у дворянок жизнь легче? Бёф, попробовали бы вы потаскать все это на себе! Но красота требует жертв, и сегодня она была особенно кровожадна.

Наконец, вместе с мадам я села в карету, тяжелая и неповоротливая, будто вавилонская башня. Ах, святая Клотильда, может, графиня права, и я рождена не для этого? Но стоило взглянуть на желчное лицо благодетельницы, как отчаянно захотелось пленить высшее общество и стать богиней грации и этикета. Исключительно назло. В конце концов, справилась же я с целой армией савойских гвардейцев, сбежала от инквизиторов и отправила демона обратно к чертям собачьим. Неужто роль напудренной куклы мне не по плечу?

Я распрямила плечи и горделиво улыбнулась. О, нет, вы меня еще не знаете!

Отель д’Альбрэ на улице Фран-Буржуа блистал позолотой и пламенем свечей в высоких канделябрах. Ковры, картины во всю стену на античные сюжеты, восточные вазы, сверкающие хрусталем люстры были ничуть не роскошнее, чем в особняке мадам де Клермон. И, кажется, я уже начала привыкать к подобной пышности.

Мажордом объявил наши имена, и я предстала перед парой дюжин незнакомых персон в шелках и драгоценностях. Склонившись в глубоком реверансе, я трепетала, будто перед первым причастием, и благодарила судьбу за то, что в салоне бывшей фаворитки короля не собралось столько же приглашенных, как на балу в Версале.

Мы прошли в гостиную залу. Щедро одаривая улыбками дам и кавалеров, я не забывала изучать цветные облака над их головами. Сумеречные, охряные, желтые, бурые, болотные и совсем мало светлых – ничего примечательного.

Ко мне присматривались с любопытством. Оно возросло вдвое, едва мадам де Ментенон, взяла меня под руку и подвела к хозяйке – немолодой, но еще привлекательной маркизе д’Эдикур.

– Ах, милочка, располагайтесь без стеснений, – томно сказала та. – Это будет чудесный суаре! Надеюсь, вам понравится выступление музыкантов и наше скромное общество. К тому же сегодня у меня самые необычные гости…

Маркиза стрельнула глазами на мадам де Ментенон, и я решила, что та имеет в виду супругу Его Величества. Но маркиза протянула руку со сложенным веером и восторженно проговорила кому-то за моей спиной:

– О, граф, вот и вы! Как я счастлива, что вы почтили посещением мой салон.

Мажором запоздало объявил:

– Граф Салтыков.

Мне в спину подул сильный, пронизанный солнечным теплом ветер. В зале стало мгновенно светлее. А рубин, спрятанный в складках моей юбки, будто ожил. Потеплел, завибрировал. Я в волнении обернулась.

В дверях под эмблемой из сплетенных королевских лилий стоял невысокий человек средних лет. Отнюдь не красавец, но было что-то необъяснимо приятное в его лице – живые карие глаза, открытая улыбка, чистый высокий лоб. На пряжках туфель, в ухе и на каждом пальце сверкали бриллианты.

Я забыла обо всех правилах этикета, раскрыв рот. Меня поразило не обилие бриллиантов, а нечто иное: подобного золотого сияния не излучал ни один человек в мире! У незнакомца не было нимба, как у святых в храме, или цветного облака над головой, как у обычных людей. Все его тело мерцало золотом, теплым, невероятным. Хотелось подойти ближе, прочувствовать это тепло, впитать его в себя или даже раствориться. Человек ли он?

– Позвольте представить, – с благоговением произнесла мадам д’Эдикур, – мой долгожданный русский гость – граф Салтыков!

Незнакомец поклонился с большим достоинством.

«Русский?» – изумилась я. А хоть бы и мавр! Сомнений не было – это он, тот самый таинственный алхимик! Я подалась вперед, но противная девица с бархатной мушкой на щеке оттеснила меня. И тут графиня де Клермон нависла над ухом.

– Абели Мадлен, извольте вести себя, как подобает, а не как торговка в мясной лавке! – шикнула она.

– Странно, откуда вы столько знаете о лавках? О хлеве? Наведываетесь инкогнито? Тянет? – огрызнулась я.

– Я припомню тебе это, неблагодарная девчонка, – прошипела графиня, но убралась восвояси.

Дамы всех возрастов слетелись к незнакомцу, как мотыльки к лампаде. Послышались ахи, вздохи.

– Позвольте, у вас есть скрипка? – совершенно без акцента произнес русский граф. – Я хотел бы продемонстрировать вам удивительную вещицу. Написал ее юный аббат из Венеции, откуда я приехал нынешним утром.