Ульяна Бисерова - Верхом на Сером

Ребята с конюшни, судя по всему, уже были наслышаны о буйном нраве вороного, а потому открывать двери фургона никто не спешил.

– Ну что, так и будете стоять тут до вечера? – спросил Барон, взбешенный возникшей заминкой. – Ты давай иди! – И он ткнул пальцем, похожим на свиную сардельку, в коренастого Серегу.

Тот втянул голову в плечи, но спорить не стал. На ватных ногах он побрел к фургону и осторожно повернул ручку. Жеребец встретил поток дневного света и свежего воздуха молодецким всхрапом, который не сулил Сереге ничего хорошего. Он опасливо протянул руку и взял жеребца под уздцы. Гордость Андалузии, видимо, пребывал в игривом настроении, и сейчас, после долгого и тряского перегона, решил явить себя миру во всей красе. Вороной грациозно прошагал по трапу, прекрасно осознавая, какое впечатление производит его шальной вид, а едва ступив на твердую землю, тут же взвился свечкой, уронив Серегу на землю, и пустился по двору, дико взбрыкивая сильными задними ногами.

– Во бешеный! – прошептал побелевшими губами Серега, поднимаясь из осенней жижи. Задрав хвост, жеребец навернул пару кругов лихим галопом, а затем остановился в дальнем углу двора. По лицам конюшенных ясно читалось, что ни угрозами, ни денежными посулами их не заставить подойти хотя бы на пять шагов к бешеной твари.

Барон, уже закипавший от ярости и мысленно проклинавший себя за то, что ввязался в эту авантюру с проклятым жеребцом, вдруг заметил, что из-за спин собравшихся вышла незнакомая девочка-подросток и медленно, словно завороженная, пошла к коню.

– Стой, Сашка, куда?! – заорал один из конюшенных, но Барон крепко схватил его за плечо, и тот замолчал. Жеребец нервно прядал ушами, но не двигался с места. Все застыли в напряженном ожидании, в воздухе повисла звенящая тишина.

Сашка не сводила глаз с вороного, как если бы между ними был натянут стальной трос, и пока ее губы бормотали какую-то несусветную ласковую чушь, она привычно отмечала все движения взвинченного коня, мысленно посылая ему призыв: «Я твой друг. Я не причиню тебе зла. Спокойно». И когда их разделяла всего пара шагов, жеребец миролюбиво всхрапнул и потянулся мордой к ее протянутой ладони, на которой лежал кусочек сахара. Погладив коня по сильной лоснящейся шее, Сашка ухватилась за недоуздок и повела его к конюшне.

И сразу, словно по команде «отомри», все вышли из странного транса и вновь обрели способность двигаться и разговаривать. Каждый норовил похлопать Сашку по плечу, приобнять, потормошить, точно они только сейчас разглядели ее по-настоящему.

Дмитрий Сергеевич выждал, пока первые восторги улягутся, а потом гаркнул, что всем пора заняться своими делами, и взглядом пригласил Сашку в свой автомобиль.

– Ну, выкладывай, откуда ты взялась на моей конюшне? – без лишних предисловий спросил Барон.

Сашка поерзала в кожаном кресле цвета топленого молока и затараторила заранее придуманную легенду: отец запивается, мать – медсестра, сутками на дежурстве, они с братьями рады любому заработку, она за всякой животиной ходить умеет – хоть лошадь, хоть корова… По прищуренному взгляду Барона читалось, что он не верит ей ни на грош, но по одному ему ведомой причине продолжает молча выслушивать ахинею, которую самозабвенно несла Сашка.

– Так, с этим все понятно, – оборвал он ее на полуслове. – Коня как уняла?

– Так это, у меня бабка – она колдунья была. Она и меня разным заговорам и приворотам научила, – не моргнув глазом, соврала Сашка.

Как ни странно, это нелепое объяснение убедило Барона. Во всяком случае, дальнейший разговор напоминал уже не допрос, а деловые переговоры.

– Жеребец тебя принял. Через три месяца большой аукцион, поможешь парням его подготовить к смотринам?

– Чего бы и не помочь, если деньги хорошие платят, – от волнения у Сашки перехватило горло.

– Хорошие – это сколько? – усмехнулся барон.

– А сколько сама заработаю – разрешите мне, как старшим девчонкам, малышню в парке катать. Я согласна хоть вон Кощея взять.

– От этой старой клячи никакого проку нет уже. Избавляться буду, – отрезал Барон.

– А давайте я его тогда выкуплю. Отработаю сколько потребуется – и выкуплю, – выпалила Сашка.

– Идет, – процедил цыган, поразмыслив. – Полгода за него отработаешь. Что скажут, то и делай, но первая забота – о вороном, ясно?

Сашка кивнула и протянула худенькую ладонь для рукопожатия, чтобы скрепить уговор. И хотя весь разговор не занял и пяти минут, вся спина у нее была мокрая от волнения, а ноги – точно ватные. В конюшне она, словно не замечая вопросительных взглядов, прошла к Серому и порывисто обняла его за шею, горячо зашептав в самое ухо: «Я тебя выкуплю! Он согласился. Полгода всего – и ты будешь свободен!» Серый фыркнул, как от щекотки, и положил голову ей на плечо.

– Нет, ты просто с ума с-сошла! – заявил Дамир, когда Сашка рассказала ему о том, что произошло на конюшне. – Что значит вы договорились?! Конь – это ведь не к-котенок, его не спрячешь под кроватью. Где ты будешь его держать, чем к-кормить?! Бабушкиными п-пряниками? И к-когда ты вообще собралась вкалывать на конюшне – к-как ты объяснишь прогулы в школе?

– Ну, с этим-то как раз все просто. Я после уроков буду все успевать. А с домашним заданием ты же меня выручишь? И с Серым что-нибудь придумаем, пристроим в хорошие руки. Главное – забрать его с этой адской живодерни.

И Сашка, напевая, закружилась по комнате, давая понять, что продолжать спор просто бессмысленно.

На следующий день Сашка заходила в конюшню на подгибающихся от волнения ногах: конечно, вчера ей благодаря чертовскому везению удалось присмирить строптивого коня, но в каком-то настроении он пребывает сегодня? Как даст породистым копытом под дых – все звезды на небе пересчитаешь. Беспечно насвистывая для виду, она подошла к деннику, где стоял Гордость Андалузии, окликнула его и, как ни в чем не бывало, сказала «Прими!». Конь, с интересом наблюдавший за ней, поразмыслив пару секунд, посторонился, давая ей возможность пройти в денник. Войдя, Сашка похлопала его по шее, ласково называя по имени, и угостила морковкой. И, продолжая оглаживать крутую шею, зашептала: «Ты – самый красивый конь в этой конюшне. Да что там – в этом захолустном городишке. Тебе здесь не место. Ты достоин гораздо большего, ты рожден вызывать восхищение и восторг, гарцевать под аплодисменты и вспышки камер. Скоро аукцион, и ты должен показать себя с лучшей стороны. Доверься мне, я твой друг». Конь, казалось, внимательно слушал ее, а затем добродушно всхрапнул.

Теперь оставалось самое сложное – накинуть недоуздок. Сашка старалась провернуть это так, словно это было самым обыденным делом – без резких движений, легко и уверенно, не давая коню возможности проявить характер и вырвать голову. Привязав жеребца к кольцу над воротцами денника, она приступила к чистке: сначала осторожно прошлась щеткой ото лба к носу, а затем жесткой скребницей вычистила шею, плечи, круп и – особенно осторожно – ноги. Челку, гриву и хвост она сначала терпеливо разобрала пальцами, а затем расчесала гребнем с редкими зубцами. Напоследок протерла жеребца влажной суконкой, отошла на шаг – и сама залюбовалась: шерсть благородно залоснилась, выгодно подчеркивая сильные мускулы.