Ульяна Бисерова - Верхом на Сером

Поняв, что дожидаться, пока на нее хоть кто-то обратит внимание, бесполезно – настолько все были заняты разговором, Сашка направила Фридриха к старту гита, салютовала в знак приветствия и стала проходить маршрут. Ею овладела какая-то отчаянная злость – она словно перестала быть собой и наблюдала за происходящим со стороны: губы плотно сжаты, брови сдвинуты, движения скупы и отточены. Ну и пусть эти маститые эксперты даже не смотрят в сторону манежа – она-то знает, что способна выполнить все элементы безупречно и показать при этом хорошее время.

Завершив гит без единой ошибки, она вновь отсалютовала и спешилась. Усталость прожитого дня накатилась, накрыв ее с головой, – нежданно-негаданно Сашка упала в глубокий обморок.

Очнувшись, она приоткрыла глаза и с удивлением обнаружила, что лежит на прохладной кушетке в медпункте. Встревоженная Римма Михайловна перешептывалась с медиком.

– Видимо, сказался стресс – она перенесла тяжелую потерю, – донеслось до Сашки.

Девочка рывком села, и голова тут же снова заполнилась туманом.

– Лежи-лежи, ты что соскочила? – участливо склонилась над ней медсестра.

– Саша, не волнуйся, ты прекрасно выступила, – успокоила ее на свой манер Римма Михайловна. – Через три дня турнир. Сейчас такси вызовем, прямо до дома тебя домчит. Нужно хорошенько отдохнуть, выспаться и быть как огурчик, при полном параде. Все понятно?

Конный спорт был для Сашки не просто увлечением. Когда она оказывалась в седле, ее покидали все страхи, сомнения, она словно обретала крылья. Летом, когда все ребята разъехались с родителями на испанские и турецкие курорты, Сашка, закончив с каждодневной работой на конюшне, до изнеможения скакала, пока спина не становилась деревянной, а в глазах не начинала прыгать черная рябь. На пару с Фридрихом, норовистым гнедым жеребчиком, она за короткое лето так стремительно выскочила из «середнячков», что Римма Михайловна, случайно застав ее в конце августа на самостоятельной тренировке, поначалу и не узнала, а узнав – не поверила. С этого дня она незаметно приглядывалась к худенькой нескладной девочке, которая так верно умела нагнать нужный ритм и тонко прочувствовать удачный момент для прыжка – в конкуре это высоко ценится. Но конный спорт, как ни крути, – увлечение не для бедных, а Римма Михайловна прекрасно помнила, как три года назад впервые встретилась с ее мамой – из цирковых, кажется. Тонкая как подросток, с темными вьющимися волосами и зелеными глазищами, в затертых джинсах. Вечно в разъездах, с трудом сводит концы с концами. А дочь буквально бредит «лошадками». На вполне логичный вопрос: «А не легче ли было пристроить ребенка при цирке?» – она отшатнулась: только не это! Римма Михайловна в душе удивилась: известно, в цирке все держится на династиях, каждый друг другу сват и брат. Ну, нет так нет. И, верная принципу не отказывать в первую встречу никому, разрешила прийти на пробное занятие, рассудив, что тесное знакомство с запахами конюшни и жесткой дисциплиной занятий быстро сгонит романтический флер. Но глазастый мышонок остался и как-то прижился. В первое время блестящих результатов Сашка не показывала, но лошадей действительно любила неистово и понимала их нрав, а указания тренера выполняла беспрекословно. И за три года не пропустила ни одной тренировки – даже насквозь больная, с высоченной температурой раз заявилась. В манеж ее, конечно, тогда не пустили, и Сашка сиротливо торчала два часа на трибуне, на пронизывающем балтийском ветру, наблюдая за тренировкой. И никогда не ревела после падений, даже обдираясь в кровь. Просто вставала и, закусив побелевшие губы, вновь садилась в седло. И Римму Михайловну, тренера с многолетним стажем, подкупала эта молчаливая упертость, заставляя закрывать глаза на задержки оплаты занятий, которые возникали с плачевной регулярностью.

Может быть, в силу того, что персонал «Дерби» не видел за плечами Сашки гламурной мамочки в мехах, а может, просто чувствуя в ней родственную беспокойную душу лошадника, ее быстро приняли и стали нагружать – на конюшне по-свойски. И она никогда не отлынивала от этих поручений, и всегда рада была задержаться на часок-другой, а то и до темноты, чтобы вычистить денник, погонять на корде застоявшегося коня или перетаскать после занятий полосатые жерди для препятствий.

В день турнира Сашка распахнула глаза в приступе паники: проспала! Но на часах было только полшестого. Поворочавшись без сна, она прошлепала в ванную и залезла под горячий душ, а затем резко включила ледяную воду. В тело тут же словно впилась тысяча иголок – завизжав, она выскочила и наскоро растерлась жестким полотенцем, стуча зубами от холода. На ходу сделав пару глотков обжигающего кофе, Сашка схватила портплед с экипировкой и побежала в метро. Жаль, что у мамы утренняя репетиция в цирке, и она не сможет присутствовать на турнире.

Субботнее утро еще только-только занималось, и в метро было непривычно безлюдно, так что Сашка даже провалилась в дрему, чудом угадав нужную станцию и успев выскочить за мгновение до того, как двери вагона захлопнутся. В тряском маршрутном такси остатки сна разлетелись как осколки разбитого зеркала.

Волнительное ощущение праздника возникло сразу же, как только за поворотом показалась высокая кованая ограда с гербом конного клуба. По периметру поля развевались разноцветные полотнища флагов, из динамиков разносилась бравурная музыка, комментатор со смаком перечислял регалии самых именитых участников соревнований. И хотя до начала заезда оставалось около часа, самые предусмотрительные зрители уже занимали места на трибунах, то и дело с опаской поглядывая на небо, по которому неслись легкие облачка – как известно, настроение питерской погоды меняется стремительно, так что если вам она не по нраву, просто переждите пять минут – и она изменится.

Переодевшись, Сашка пошла к конюшне. На лужайке уже собрались девчонки.

– Ой, я так волнуюсь, так волнуюсь, даже руки дрожат, – закатывая глаза, ломала пальцы Маринка.

Кира была тут же – в самом центре гудящего кружка; нетерпеливо похлопывала хлыстиком по голенищу высоких сапог. Заметив Сашку, девчонки смолкли как по команде и стали разглядывать ее во все глаза. Обычно она приходила на занятия в поношенном, с чужого плеча, рединготе и выцветших рейтузах, а расчищать денники и вовсе отправлялась в засаленной фуфайке и растоптанных сапожищах. Сашка кожей ощутила высокомерный взгляд Киры и ускорила шаг.

– Смотри-ка, мышка-замухрышка приоделась. И не узнать… Даже на человека стала похожа, – зло процедила Кира.

Сашка слышала, как девочки прыснули, но решила не подавать виду – глупо было надеяться, что новый редингот станет пропуском в круг избранных. Да и так ли ей на самом деле хотелось быть в числе подружек Киры, слушать ее бесконечное хвастовство и ахать над каждым сломанным ногтем? Сашка улыбнулась и расправила плечи: уж лучше быть одной, чем в жалких подпевалах у самовлюбленной стервы.