Ульяна Бисерова - Верхом на Сером

Она вошла на конюшню, поздоровалась с конюхами. Айрат, как и все, по случаю турнира облачился в нарядный камзол, который сидел на нем нелепо, как манишка на цирковой обезьянке. Вдобавок стойка воротничка немилосердно натирала тщательно выбритую шею. Но старый конюх гордился униформой с обшитыми золотым кантом обшлагами и эмблемой клуба и был готов стойко сносить любые неудобства.

– Я верю в твою победу, дочка, – доверительно шепнул он, передавая коня под уздцы. – Я сон хороший видел.

Сашка улыбнулась в ответ и повела Фридриха на разминку. На большом поле разминались иногородние спортсмены, а для «своих» в клубе выделили «детский сад», где обычно осваивали азы верховой езды первогодки.

Сашка протянула Фридриху кусочек сахара на раскрытой ладони, а затем, привстав на цыпочки, повязала на гриву тонкую красную ленточку – на удачу. Обняла за шею и горячо зашептала в самое ухо: «Фред, миленький, только не подведи! Это мой единственный шанс попасть в сборную!» Конь понимающе фыркнул и встряхнул гривой.

– Красивый редингот, – услышала она за спиной насмешливый голос Киры.

– Спасибо, – пробормотала Сашка, не ожидавшая, что королева снизойдет до разговора.

– Я вижу, ты всерьез настроилась на победу? Жаль, жаль… Потому что я не проигрываю. Ни-ког-да. Ясно? – она по-хозяйски похлопала Фридриха по шее. – К тому же… Я, конечно, дала слово Римме Михайловне, что буду молчать до конца турнира… Но мне кажется, честнее все сразу тебе рассказать. Отец переговорил с Антоном Станиславовичем, и последняя путевка, независимо от результата заезда, останется за мной. Так что нет смысла тут из штанов выпрыгивать.

Мило улыбнувшись, Кира развернулась и зашагала к конюшне, где ее с оседланным вороным жеребцом уже ждал хмурый Андрей. Сашка задохнулась от обиды и злости. «Вот… змея! Как же так? Римма Михайловна еще вчера вечером ясно дала понять: на кону – не просто победа в турнире и кубок, а поездка в Англию…», – размышляла она.

До открытия турнира оставалось около получаса, и Сашка понимала, что разыскать тренера и расспросить ее уже не получится – Римма Михайловна участвовала в судейской коллегии. «В сложных ситуациях, когда стоишь перед непростым выбором, – вспомнились ей вдруг слова Анны Петровны, – просто делай что должен. А там уж – будь что будет». Так что оставалось одно: успокоиться, выровнять дыхание, выйти на старт и пройти этот чертов гит без единой ошибки.

Наконец объявили о старте заезда. Спортсмены проходили дистанцию с барьерами по очереди, а судьи засекали время, фиксировали ошибки и начисляли баллы за преодоление препятствий. Сашка схлопотала штрафное очко, а Кира чуть отставала по времени – в итоге они заработали равное количество баллов, и после первого круга была назначена «перепрыжка». Судьи объявили короткий перерыв. Сашка видела, как Кира, злясь и беспрестанно поглядывая на часы, бросает взгляды в сторону конюшни, словно ждет чего-то. И вот ее лицо просветлело – подбежала запыхавшаяся девчонка из ее вечной свиты и, опасливо оглянувшись, передала что-то блестящее. «Может, амулет на удачу?», – подумала Сашка. Что ж, правилами турнира это не запрещено – хоть шаманские танцы с бубном устраивай.

Вновь раскатился густой звон колокола, оповещающего о старте, Сашка отдала приветственный салют судейской коллегии и начала проходить гит. Но странное дело: еще пару минут назад такой собранный, послушный малейшему ее движению Фридрих перед каждым прыжком напрягался, словно что-то отвлекало и раздражало его. С явной неохотой он преодолел два «тройника» и оксер; впереди замаячил джокер.

«Ну, давай же, Фредди, соберись!» – мысленно приказала Сашка.

Конь набрал хороший темп, но когда до барьера оставались считанные метры, вдруг резко затормозил, нервно отфыркиваясь и встряхивая гривой. Сашка, до боли закусив губу, чтобы не терять самообладания, развернула его и вновь отправила к барьеру. Она прекрасно знала, что это последняя попытка – если за первый отказ коня взять препятствие еще можно было отделаться штрафными очками, то повторный отказ сразу же приводит к дисквалификации и удалению с поля – большего позора и представить себе невозможно. Поэтому она чуть сильнее, чем обычно, сдавила бока коня коленями, подавая условный сигнал, но Фридрих, словно в очередной раз налетев на невидимую преграду, свечкой взвился на дыбы, и Сашка лишь чудом не вылетела из седла. Бросив повод, она всем телом прильнула к взбеленившемуся коню, обхватив его руками за шею. Со стороны судейской трибуны на поле уже бежали люди. В коня словно вселился бес – он скакал и взбрыкивал задними ногами, стремясь сбросить всадницу. Сашка побелевшими пальцами вцепилась в гриву, но конь вошел в раж, и силы были явно неравны – она вылетела из седла, услышала, как смачно хрустнуло при ударе о землю что-то в правой руке, и потеряла сознание от пронзительной боли.

В скорой по пути в больницу врачи вкололи ей обезболивающее, и, хотя боль не ушла совсем, Сашка старалась не раскисать. На руку лучше было и не смотреть: она на глазах наливалась свинцовой тяжестью, а на коже расцветал огромный кровоподтек цвета грозовой тучи. До больницы ее вызвалась сопроводить медик из клуба; Римма Михайловна обещала быть сразу, как только закончится турнир. А где-то мчалась по городу на такси мама, убежавшая из-за кулис цирка прямо перед своим выходом, и ее яркий цирковой грим «плыл» от слез.

– Перелом лучевой кости правой руки со смещением. Требуется операция, потом месяца полтора придется в гипсе провести, – резюмировал врач, изучив рентгеновские снимки. – В принципе, если правильно срастется, беспокойства уже не доставит. Но есть и плохие новости.

– Куда уж хуже, – пробормотала Сашка, до этого момента не терявшая надежду, что ее травма окажется банальным растяжением связок или чем-то в этом роде.

– От сильного удара пострадал позвоночник. Ничего непоправимого, но сильная тряска строго противопоказана. Так что о скачках придется забыть – по крайней мере, на ближайший год, а то и два. Если, конечно, не хотите оказаться в инвалидном кресле.

Это был гром среди ясного неба. Мама выслушала указания врача, молча глотая слезы.

– Саша… – тихо сказала она, когда за ним закрылась дверь.

– Да, мама, я все поняла, не маленькая, – с трудом выдавила Сашка, отворачиваясь к стене.

Ольга, зная упрямый характер дочери и ее безумное увлечение верховой ездой, приготовилась к долгим уговорам и, услышав такой ответ, утратила дар речи. Сдерживая всхлипы, она вышла в больничный коридор. Римма Михайловна, которая также присутствовала при разговоре, потемневшими глазами напряженно всматривалась в осенние сумерки за окном. Повисла тягостная тишина.