Дмитрий Казаков - Солнце цвета льда

Развернулись, пошли вдоль берега на юг, высматривая подходящее место для стоянки. Вскоре открылось устье речушки с пологими берегами, достаточно широкой, чтобы драккар вошел в нее.

– Правь туда, – велел Ивар.

Донеслось птичье пение, которого не слышали, как казалось, целую вечность, вибрирующий рев, визгливые крики. Конунг ощутил запахи, что принес с суши ветер – цветущих растений, свежей зелени, сырой земли, и от них сердце забилось в тревожном предвкушении.

Выбрался на берег первым, и замер, прислушиваясь: до зарослей рукой подать, не видно ни тролля, и кто знает, что в них прячется.

– Давай-давай! – командовал за спиной Гудрёд, и викинги кряхтели, вытаскивая драккар.

В кроне высокого дерева зашевелились листья, на качнувшейся ветке показалось существо, похожее на человека, но в черной шерсти. Округлились глаза, окруженные кольцами серого меха, из раскрывшегося рта вырвался тот же пронзительный вопль, что слышали еще с воды.

– Обезьяна, – сказал Ингьяльд.

Похожих тварей видели в Миклагарде, в императорском зверинце, и позже, в землях красных людей, в джунглях.

– Вяу-вяу-вяу! – завопило шерстистое существо, прыгнуло на соседнюю ветку, мелькнул длинный хвост.

За первой обезьяной показалась вторая, третья, одна с детенышем на спине, таким мелким, что был едва заметен. Перекрикиваясь, роняя листья, сломанные ветки, помет и гнилые плоды, умчались вдоль берега реки.

– Дров бы надо, – сказал Ивар, но тут ветви закачались вновь, на этот раз на уровне пояса.

Зеленый полог раздвинулся, и из них выступил зверь вроде рыси, но намного больше, и рыжий, как закатное солнце, с черными полосками на шкуре. Заворчал негромко, оскалил клыки, белые и острые, в палец длиной, причем не в самый короткий палец.

– Ух ты! – в возгласе Нерейда прозвучало восхищение.

Ивар же чуть присел, выставил меч, рядом встал Даг с копьем в руках.

Зверь выглядел красивым и грозным, словно изготовленный мастером клинок, водил глазами, изучая викингов. Наверняка имел дело с людьми, знал, что могут эти блестящие штуковины в безволосых лапах, и нападать не спешил.

А затем и вовсе решил, что связываться не стоит, бесшумно отступил и исчез.

– За дровами только по трое, и смотреть по сторонам, – велел Ивар. – От такой киски в одиночку не отобьешься.

– Может, поохотимся? – предложил Нерейд. – Какая шкура, а, клянусь лыжами Скади?

Конунг пожал плечами:

– Ночью, если хочешь, отправляйся в лес, только не жалуйся, если тебя самого сожрут или сотворят еще что похуже.

– А что может быть похуже? – Болтун озадаченно выпучил глаза, и поплелся в чащу вслед за Гудрёдом.

Выставили стражу, запылал разожженный старым эрилем костер, искры полетели к темнеющему небу. Солнце зашло целиком, как ему и положено, на смену дню явился вечер, готовый распахнуть двери ночи.

От реки, где Кари набирал воду, донесся всплеск и недовольное ворчание.

– Что у тебя такое? – спросил Ивар.

– Да тут кто-то… – берсерк стоял по колено в волнах, и с удивлением глядел вниз. – Сейчас я его…

Он нагнулся, пошарил в реке, и с усилием, так что под рубахой вздулись мышцы плеч, вытащил на воздух мускулистого толстяка. С того полилась вода, закачалось округлое брюхо, затряслась набедренная повязка и короткие ножки, перепончатые, точно у селезня или лягушки.

Обитатель реки злобно пучил глаза навыкате, недовольно брыкался, шипел и плевался, но сделать ничего не мог. Кари держал его за шею так, что ясно было – одного нажатия хватит, чтобы переломилась, как сухая ветка.

На голой макушке толстяка имелась небольшая выемка, и в ней плескалась речная вода, плескалась и не выливалась. Вместо носа торчало нечто похожее на клюв, но не птичий, а тот, что бывает у кальмаров и осьминогов.

– Это еще кто? – спросил Ингьяльд.

– Как кто? – сварливым тонким голосом произнес толстяк. – Вы что, с Токама но-хара свалились?

– Не совсем, – сказал Ивар. – Но такую образину, как ты, в первый раз видим.

– Каппа я, каппа! – пропыхтел обитатель реки. – У, кабан какой здоровый, хотел его притопить слегка, чтобы знал… ан нет, даже ногу сдвинуть не смог… чтоб тебя подземные боги взяли!

Последнее относилось к Кари.

– Так это местный никси, – догадался Арнвид. – Водяной, зараза… Если баловать будешь, мы тебя поймаем и высушим, понял?

– Как не понять? – глаза каппы блеснули, в брюхе забулькало, а голос стал жалобным, просящим. – Сами-то юмора совсем не понимают, чтобы вам… отпустили бы вы меня, люди добрые?

– Брось его, – сказал Ивар, и послушный Кари отшвырнул каппу так, что тот улетел на середину реки.

Там смачно плеснуло, раздалось удовлетворенное ворчание.

– Как бы не нагадил? – с беспокойством произнес Ингьяльд. – А то помню я тех водяных из земель русичей.

– Пусть только попробует, – старший эриль горделиво распрямился, а кашель его прозвучал воинственно. – Устроим ему Рагнарёк тактического масштаба. А теперь, конунг, я хотел бы сказать вису.

– Вису? – удивился Ивар.

Этот поход настолько отличался от обычного плавания куда-нибудь в Бретланд, Гардарики, или Валланд, что он и не думал о том, что находящиеся на корабле эрили будут складывать хвалебные стихи.

– Да, – Арнвид с достоинством кивнул. – О нашем путешествии через Йотунхейм. Ведь это подвиг, равного которому не совершал ни один из морских конунгов древности.

– Конечно, я слушаю, – Ивар кивнул.

Дружинники замолчали, остался только плеск речных волн и потрескивание костра, и Арнвид заговорил звучным и мощным, так не похожим на его обычный голосом:

Ивару послышался плеск и, повернув голову, он обнаружил, что из реки торчит голова каппы, макушка тревожно поблескивает, зато уши внимательно ловят каждый звук.

Там были еще четверостишия, и в конце каждого Арнвид обязательно вставлял то имя Одина, что значит «личина».

– Великую честь ты оказал мне, – сказал Ивар, когда эриль замолк. – Проси, что хочешь.

– Эх, конунг, – Арнвид слабо улыбнулся. – Ты сам оказал великую честь, взяв меня с собой.

– Возможно. А теперь не вопросить ли нам руны? Пора узнать, что ждет впереди, и куда направить бег драккара.

– Да, конечно, – и старый эриль с кряхтением полез в вышитый мешочек, что всегда носил на поясе.

Оглянувшись еще раз, Ивар обнаружил, что каппа исчез – руны интересовали обитателя реки куда меньше, чем стихи.

Вытащенные из мешочка костяные плашки с выжженными на них священными знаками легли странно, так что Арнвид с Ингьяльдом какое-то время поспорили, прежде чем объявить результат.