Евгения Куликовская - Легенда о Фейлель

– Ну, что ж, – холодно проговорил Торубер, подойдя к девушке и приподняв одним пальцем за подбородок её голову. – Глупая! Не хотела стать любимой женой хана, так будешь бесправной наложницей… А родишь сына, я придумаю, как узаконить его в правах наследования. Ведь я сам закон.

Эливейн ничего не ответила. Она как-то уж очень спокойно смотрела в глаза Торуберу. «Ну-ну», – подумал тот, а вслух приказал:

– Помыть, переодеть её и доставить в бирюзовую опочивальню!

Торубер удалился, а Эливейн повели прихорашиваться.

Девушку мыли поочередно в нескольких ваннах с ароматной водой. Её долго причёсывали, вплетая в волосы душистые цветочные бутоны.

Затем её облачили в лёгкие полупрозрачные восточные ткани. Она поморщилась: ей было неловко в этом наряде. Смущали открытый живот, легко просматривающиеся глазом руки и ноги. Но Эливейн не проронила ни слова.

– Не напрягайся так, деточка, – шепнула старая сердобольная служанка. – Знать, судьба тебе такая подневольная выпала. Прими как есть, и самой легче будет.

Эливейн молчала.

Другая служанка, надевая на пальцы новой наложницы любимые Торубером перстни с тёмными камнями, хотела снять оловянное колечко.

– Не тронь, – тихо и без злобы проговорила Эливейн.

Служанка резко отдёрнула руку, словно её ошпарили.

Таким же образом на шее Эливейн осталась цепочка Динаэля с медальоном.

– Слушаюсь, госпожа, – пролепетала молодая служанка и, поклонившись, отошла в сторону.

Старуха осмотрела Эливейн со всех сторон и кликнула двух евнухов. Те повели девушку в указанные господином покои.

Бирюзовая опочивальня была насыщена сладковатым дурманящим запахом специально приготовленных здесь цветов. Огромное ложе, покрытое шёлком, усыпали лепестками диких фиалок. Да, Эливейн любила этот цветок.

Девушка остановилась посреди комнаты. Евнухи замерли на пороге. Через несколько минут вошёл Торубер, в просторном богатом цветастом халате.

– А ты, и вправду, очень красива, – проговорил он, проводя своей рукой по щеке и шее Эливейн.

Девушка не шевельнулась. Хан вздохнул.

– А я ведь хотел по-хорошему, – задумчиво сказал он. – Привязывайте, – приказал он евнухам.

Те крепко схватили Эливейн и привязали её к кровати тугими узлами за руки и за ноги, словно распяли. Тут Эливейн стало страшно: она безоговорочно верила в дар своего любимого, но ей всё равно было жутко.

Евнухи удалились.

Торубер неспешно подошёл к постели и без стеснения скинул халат. Он стоял перед лежащей беспомощно Эливейн совершенно обнажённый, не чувствуя ни своей вины, ни угрызений совести. Девушка с каким-то безразличием заметила про себя, что хан неплохо сложен и, наверно, не будь он так тёмен сердцем, его могла бы любить какая-нибудь добрая женщина.

Но хан привык получать то, что хотел. Желания других не имели для него никакого значения.

Торубер опустился на ложе рядом девушкой, потом провёл своей рукой по телу Эливейн от груди и вниз. По коже девушки пробежали мурашки, и она на мгновение зажмурилась. Щёки её вспыхнули.

– Я никогда не буду принадлежать никому против своей воли, – твёрдо прошептала она.

– Интересно, и кто это мне помешает? – усмехнулся хан, приподнимаясь над Эливейн и оказавшись теперь над ней на четвереньках.

И тут девушка почувствовала, что верёвки ослабли, через мгновение её руки и ноги были свободны, а Торубер вдруг взвыл от отчаяния и боли. Слуги за дверью приняли крик своего господина за стон блаженства и не позволили себе прерывать наслаждения Торубера.

Эливейн не смогла удержаться от смеха: всё тело хана было покрыто дивным и толстым слоем морозных узоров, таких, какие бывают зимой на окнах в северных странах.

Девушка выскользнула из-под застывшего на четвереньках Торубера и молча вышла из опочивальни…

Потом, оправдываясь перед разъярённым господином, слуги лепетали что-то о наваждении. Торубер бесился, но понимал, что это правда. Какой-то магический дар был вручён этой девчонке. И кем! Динаэль мешал Колдуну даже после собственной смерти.

А Эливейн беспрепятственно покинула дворец.

Эливейн уже была близка к цели своего путешествия: она спешила к отцу Грегори. Там найдётся и помощь, и поддержка.

Чтобы сократить путь, Эливейн побежала не по улице, а через заброшенный и заросший высокой травой сад давно пустующего дома. Там-то девушка и встретилась с известной всем горожанам воровкой Келли. Та давно заметила богато одетую Эливейн и следовала по пятам за желанной добычей.

Надо сказать, что Келли не была зла или безжалостна. Её частенько ловили с поличным. Она искренне раскаивалась в содеянном, возвращала украденные вещи хозяевам и начинала честную жизнь. Но потом что-то случалось – Келли охватывала болезненная жажда воровства. И всё начиналось сначала.

В самой середине сада, в том месте, где с улицы не видно, что тут происходит, Келли нагнала Эливейн и приставила к горлу девушки длинный нож.

– Не спеши, красавица, – строго сказала она. – Давай свои побрякушки и одежду, тогда я не испорчу твою нежную кожу.

– Мне не жаль ни наряда, ни колец, – грустно ответила Эливейн. – Но тебе они принесут гибель.

Келли только рассмеялась. Эливейн пыталась объяснить, что это не уловка, что девушку в ярких одеждах ждёт смерть, но воровка и слышать ничего не хотела.

Сил на борьбу у Эливейн тоже не осталось. И вскоре Келли, облачённая в нарядный костюм ханского гарема, с драгоценными кольцами на пальцах и, к великой печали мадам Фейлель, с медальоном Динаэля на своей грязной, давно не мытой шее, смеясь, убегала прочь, оставив девушке замызганные лохмотья и самое дорогое сокровище, сокровище, не приглянувшееся ей, но бесценное для Эливейн – оловянное обручальное колечко.

Заплаканная, в лохмотьях, Эливейн постучалась в дверь домика отца Грегори.

Открыла жена священника и только всплеснула руками. Тут же вышел и хозяин дома.

Вопросов о том, что случилось, не последовало. Отец Грегори лишь взглянул в глаза Эливейн и всё понял. Девушка разрыдалась. Здесь, в доме друзей, она смогла дать волю слезам. Горе, невосполнимая утрата, рана, которую не излечит время – вот то, что заставляло сердце Эливейн разрываться на части.

Когда девушка, уткнувшись в грудь хозяйки, наконец, затихла, та тихонько шепнула мужу:

– Приготовь постель. Ей надо выспаться. А потом решим…

– Нет, – всхлипнула Эливейн. – Я не смогу там спать, – и она махнула рукой наверх, где в мансарде располагалась супружеская спальня хозяев дома, так любезно предоставленная несколько дней назад молодожёнам.

– Конечно, девочка, конечно не там, – ласково проговорила матушка Юния. – Мы пойдём в другую комнату.