Алексей Гамаюн - Цена короны

Затем двигались вдоль натянутой бечевки. И казалось: бечева не лежит, как ей положено, вдоль полета стрелы прямо и ровно, – но изгибается, уводит далеко в сторону. Но так лишь казалось…

Преодолевать подобным способом лигу за лигой – занятие не самое легкое и быстрое. Однако же, выпустив стрелу не то в десятый, не то в одиннадцатый раз, йорд-каан уже сбился со счету, увидели: бечевка натянулась прямо, как струна. Магическая преграда закончилась.

А вскоре и дорога появилась…

Вернувшиеся разведчики доложили: не похоже, что в замке бодрствует готовый к отражению атаки гарнизон. Но сам замок… Громадина. Дворец, обнесенный стеной. Богато живет магнос, ничего не скажешь.

Вообще-то йордлинга замком не удивишь. Дело тут вот в чем: у горцев дворянства, как отдельного сословия, нет, равно как нет и простонародья. Каждый йордлинг – сам себе дворянин, и считает себя полной ровней сайэрам с равнин. Даже свой герб у каждого семейства имеется. Пусть порой простенький, вроде трех перекрещенных стрел, однако и каждая скотина, и каждый невольник помечены тавром с изображением того герба, и на щитах и родовых бунчуках он же красуется. Все как у благородных.

И живут вольные горные дворяне, как и надлежит, в замках. Зимой, естественно, когда заканчивается кочевая тюбеневка на горных пастбищах, и отары овец, неспособных добыть корм из-под снега, возвращаются в селения.

Некоторые глупые равнинные жители, лишь издалека видевшие горы, считают, что живут дикие йордлинги в нищих лачугах, а то и вообще в пещерах, на манер горных троллей. Сами они дикие… У каждого йордлинга, пусть даже совсем не зажиточного, есть свое родовое гнездо, дом-крепость: башня в два этажа, сложенная из дикого камня: на верхнем зимой живут, в нижний загоняют овец при угрозе нападения. У тех, что побогаче, башни уже трехэтажные, а у самых могущественных родов – настоящие крепости из многих башен (в четыре, а то и в пять этажей), соединенных поверху защищенными от стрел переходами…

Отряд приблизился к обиталищу князя Сандирского, и йорд-каан был вынужден согласиться: и впрямь громадина, немногим меньше Йорд-Кале будет… (Балеог мысленно солгал сам себе: даже на вид, не вымеряя стены шагами, замок магноса выглядел обширнее и внушительнее, чем крепость-столица йордлингов.)

Во всей темной громаде – всего три огонечка, три окна в дальнем крыле светятся… И стража на стенах не перекликается, сон разгоняя. Подъемный мост опущен, но так просто на него не попадешь – с наружной стороны въезд перегорожен каменной аркой с воротами, а по бокам от ворот – две караулки с толстыми стенами и узкими окнами-бойницами. Пока нападающие будут ломиться в ворота под стрелами из караулок, гарнизон и мост поднять успеет, и вообще к обороне подготовиться.

Да вот только ни слуху, ни духу того гарнизона. В караулках – темнота и тишина.

– Засада? – полуутвердительно прошептал йорд-каан иль-Бахру.

Можно и такого ожидать. Если как-то прослышал, разузнал магнос, что кочевники на его богатства нацелились, вполне может заманивать незваных гостей.

– Не чую… – шепнул в ответ полутысячник, глубоко втянув воздух ноздрями, словно и впрямь принюхивался. В бою, да и перед боем он выражался коротко, без обязательного «мой каан».

Балеог чутье старого лиса уважал. Не настолько, чтобы полагаться без оглядки на слова полутысячника, но уважал. Он повелительно махнул рукой: выпускайте, дескать, фальшивого гонца.

Коня, на котором предстояло подъехать к замку эрладийцу, загодя прогнали по кругу галопом – чтобы пена с боков, чтобы хрипел загнанно. А самому купцу подбили глаз, порвали и изваляли в пыли одежду – сразу видно, чудом спасся. И очень красочно живописали, как долго и мучительно станет умирать его сын, если отец скажет хоть одно лишнее слово.

Соскочив с седла, эрладиец колотил в ворота кулаками, взволнованно вопил что-то на трех языках вперемешку. Словом, лицедействовал вполне талантливо. Йордлинги наблюдали из темноты – затаив дыхание, держа оружие наготове.

Довольно долго не происходило ничего. Вообще ничего. Словно обитателям замка было абсолютно наплевать на все на свете, кроме своего глубокого и здорового сна.

Затем ворота – не те, что прикрывали мост, но главные ворота замка – тягуче заскрипели петлями, одна створка медленно-медленно поползла в сторону. Вот приоткрылась щель, достаточная, чтобы бочком проскользнул человек, вот она расширилась несколько больше… И наружу показался охранник. Один.

Монред, как уж умел, творил заклинание: проверял, не прячется ли за отпертыми воротами готовый к стремительной атаке отряд. Иль-Бахр нервно теребил рукоять изогнутого меча. Балеог думал, что в лживые глотки принято заливать расплавленный свинец, – и такая казнь окажется весьма подходящей, даже символичной, для купцов-эрладийцев, буде они посмели обмануть йорд-каана.

Охранник оказался не человеком. Орком. Не молодым, сильно прихрамывающим. В одной руке верзила сжимал пылающий факел, в другой – всенепременную дубину. Пока он, приволакивая негнущуюся правую ногу, шаркал к внешним воротам, Монред закончил свои труды и прошептал:

– Никого, мой каан. Никого нет поблизости.

Дохромав до предмостового укрепления, зеленокожий пустил в ход свою луженую глотку, и его слова затаившиеся йордлинги разобрали хорошо, в отличие от невнятных воплей торговца.

Речи орка неприятно удивили Балеога. Магноса, дескать, в замке нет, в отъезде сиятельный магнос, и дружина вместе с ним, разумеется. Так что спасайтесь сами, торговые люди, как уж сумеете, и нечего тут орать под окнами, тревожить ночной покой.

«Волью в глотки свинец, а затем повешу на воротах», – постановил для себя йорд-каан. И гаркнул уже во весь голос, уже не скрываясь:

– Сотня Бойзы, вперед! Захватить ворота, пока не заперты!

Сколько же можно здесь торчать, вычисляя по звездам и конскому помету: есть впереди ловушка или нет? А передовой сотней и пожертвовать по беде можно.

Иль-Бахр хмыкнул не слишком одобрительно после нетерпеливого приказа йорд-каана. Но ничего не сказал.

Услышав из темноты конский топот, хромоногий не пытался поднять в одиночку мост или же принять иные меры для обороны. Опрометью кинулся было обратно, но хромота не позволила развить нужную скорость.

На середине моста орк остановился, оглянулся, – йордлинги уже закинули веревки с крюками на зубцы арки, карабкались наверх. Отшвырнув дубину и факел, зеленокожий подковылял к перилам моста, перевалился, – плюх! – мощный всплеск потревожил кувшинки, застывшие на темной воде рва.

Утонул он, или же сумел выбраться на дальний берег, – никого из атакующих не заинтересовало.