Шаши Мартынова - Вас пригласили

В смысле? Непонятно даже, какой тут задать уточняющий вопрос, чтобы не показаться либо глухой, либо дурой. Я тут же подумала, что это один из разговорных трюков, столь любимых Герцогом, но он смотрел на меня тихо и серьезно, безо всякой игры.

– Пойдемте. – С этими словами он протянул мне руку. Я не задумываясь вложила в нее свою. Двустворчатые двери бесшумно за нами затворились.

Мы двинулись по еще не знакомому мне коридору. А совсем скоро уже поднимались по крутой винтовой лестнице в стволе круглой башни, все выше и выше. Но вот лестница закончилась, и мы оказались внутри чего-то вроде гигантского фонаря. Герцог открыл несколько окон, и нас тут же спеленал пронизывающий осенний ветер.

Я с опаской приблизилась к распахнутой створке. Мы находились чуть правее того окна в обеденной зале, из которого я пыталась выглянуть во двор. Туман почти растянуло, и с этой высоты видны были косматые холмы до самого горизонта; невдалеке блеснуло озеро, несколько одиноких черных птиц расчертили бумажное небо над вершинами деревьев и растаяли в небесной седине. Никаких шпилей, башен, стягов на ветру – лишь шершавое море осеннего леса. Но внимание мое почти сразу приковал внутренний двор далеко под нами.

Словно в окуляре гигантской подзорной трубы, я увидела зажатый стенами со всех сторон затейливо усыпанный ярким разноцветным гравием многоугольник. Такие картинки за умеренную плату насыпают в парках состоятельных чудаковатых фионов бродячие блиссы [9] Блисс ( ферн., дерр. ) – художник, одержимый живописью. Особая каста бездомных, часто немых, слепых или глухих художников, зарабатывавших случайными заказами. . Рисунок, открывшийся моему взору, изображал, похоже, Рида Милосердного и Всемогущего – но прямо на земле! И на моих глазах двор пересек, бестрепетно шагая по Священному Лику, кто-то из челяди. К моей оторопи и ужасу, я не увидела у Рида положенных Каноном Благости горящих разгневанных очей, сжатых суровых губ, квадратных скул с проступающими желваками. Не было ни тяжелого, всегда мокрого плаща [10] Господь Рид всегда изображается борющимся со стихиями. Согласно легенде, он в осеннюю бурную ночь под проливным дождем воплотился из Чистого Понимания. на усталых напряженных плечах, ни ночной тьмы вокруг, что опаляла бы его полуденное сияющее гало. Блиссы не потрудились изобразить ни волшебного посоха или копья, с которыми всегда изображался Всемогущий, ни перевивающих оружие Всевышнего тонких золотых лент, на которых любой невежда Господень мог прочесть таинственные и столь непостижимо печальные слова Вечной Печати [11] Вечная Печать – священная скрижаль фернов. Перечень из 17 слов на деррийском наречии, разных, не связанных друг с другом в единое предложение частей речи, которые, согласно легенде, остались гореть в пустом воздухе до захода солнца в тот день, когда Рид ушел от людей, растворившись в пространстве на глазах у трех случайных свидетелей. Пока надпись не развеяло закатным бризом, ее увидело 52 человека. Каждый Свидетель написал или продиктовал (многие Свидетели были неграмотными крестьянами) свое видение и трактовку смысла Печати. . Я впивалась глазами в изображение, и оно, словно вуаль за вуалью, открывалось мне все больше. Рид улыбался тепло и радостно, глаза его были прикрыты, из-под век сочились темно-бирюзовые блаженные слезы. Фигура Всесильного будто парила, отсыпанная в гравии, распростертая, с раскинутыми руками. Плащ распахнулся, как от встречного ветра, и Всемогущий представал передо мной совершенно нагим! Голый Рид!

Завороженная, потрясенная, я снова и снова разглядывала это восхитительное – и такое чудовищное в ереси своей – изображение. «Житие и Поучения» с лютой скоростью пролистывались перед моим внутренним взором, и любая фреска меркла и осыпалась в сравнении с тем, что постигал взор внешний. А потом мысли исчезли, и я утонула в этих чистых глубоких красках.

Десятки вопросов бесновались в моей голове, толкаясь и тесня друг друга. Что все это значит? Зачем здесь этот образ? Как вышло, что обитатели замка все еще живы и никого из них не преследует Святое Братство? Или преследует? Какое наказание понесу я сама – за то, что видела , делила трапезу с хозяином этой обители отступников и говорила с ним? Чем пришлось заплатить мастерам-блиссам? Какие еще смертельно опасные тайны скрывает этот замок? К моему безграничному удивлению, ни возмущения, ни отвращения у меня не было. Никогда я не видела изображение прекраснее. Я смотрела на него, и этот образ неумолимо вытеснял все лики Рида, что я привыкла созерцать за свои девятнадцать лет, с самого рождения. Он радовался, он прощал, он манил. Он жил.

– Смотрите, фиона, смотрите. Такое не показывают детям в благородных фернских семьях, верно? – раздался у меня за спиной голос Герцога. – Растерялись? Вам страшно? Все верно: этот чудак Рид больше не даст вам покоя, и вы это знаете, моя любопытная фиона. У вас есть выбор. Вы можете решиться на невозможное и узнать тайну этого Рида – или оставить эту мысль, сделать вид, что все забыли, и провести свою жизнь так, как распорядится ваша дальнейшая судьба.

Ветер утих, но в глазах вдруг защипало, и изображение внизу помутнело. Голова осталась пустая и звонкая, как стеклянный шар-поплавок. Разом навалились немота и тишина, а я все смотрела и смотрела на Всесильного подо мной, впитывала его чистую новорожденную радость. Герцог молчал.

– Вы мне расскажете? – Я будто со стороны слышала собственный голос, блеклый, чужой.

– О нет. Это уж вы сами, будьте любезны. На это потребуется много ваших сил – и страсти, и упрямства, и смелости. Вся вы, словом. Это же ваше настоящее , не мое. Сыграем?

Я уже успела устать от шарад. Кто-нибудь объяснит мне правила?

– Вам уже объясняли правила, меда. Вам все еще интересно по ним играть? Судя по тому, как вы себя вели в моем доме, – не очень.

Никогда прежде я так мгновенно не злилась – и не остывала.

– Что от меня нужно?

– Я вам уже сообщил.

– Кто будет меня учить?

– Вы сами. И еще несколько человек помогут вам вспомнить то, что вы уже знаете.

– А вы?

– Я буду среди них.

– Как часто мне придется наведываться в замок?

– Вы не будете сюда наведываться. Вы будете здесь жить – столько, сколько потребует игра.

– Неделю? Две?

– Рид милосердный, да вы совсем как ребенок. Месяц, полгода, год. Никто не знает.

С неслышным звоном мой стеклянный шар треснул и раскололся. Ураганный шквал мыслей обрушился на меня, сметая тишину и абсолютную сверкающую хрустальность, в которую я была вморожена один вздох тому назад. Как? Мне остаться здесь? А отец? А Ферриш, старый приятель и жених? Что скажут? Что подумают? Отец не перенесет. Позор на всю семью! А моя жизнь? Будущая семья, дети, замок, челядь, охота, балы? По правилам. А потом тихая благородная старость и…