Светлана Рыжкова - Трон на двоих

В ту – последнюю – встречу они с Ириной сидели на кухне и пили горячий чай с баранками – всё, как в детстве. Вот только отец предпочитал повесить баранки на электрический самовар, словно связку золотисто-бежевых орденов на грудь блистательного серебряного генерала. Это всегда казалось сёстрам неуместным, ведь самовар был и сам по себе красавцем. По нему сохли все заварочные девочки-чайнички в округе и хвастливые «баранкины награды» ему совсем не шли. Поэтому вместе с Ириной они тайком снимали «ожерелье» с груди генерала, разрезали верёвочку и аккуратно сваливали баранки в большую стеклянную салатницу. Как там она звалась? Ах, да… графиня Баранкина… в дни праздников – Салатная Дама.

– Слышь, Маринка? Помнишь, как мы жили в волшебном королевстве и были в нём принцессами-сорвиголовами? А мама и папа…

– А мама и папа были там королём и королевой, – рассеянно сказала Марина, прикидывая, на какой автобус ей удобнее всего сесть, чтобы вовремя приехать на вокзал.

– Богиня-королева-мать и король-отец, Усталый Рыцарь, – Ирина, прищурившись, смотрела на младшую сестру. Ох уж этот строгий «Взгляд Взрослой Сестры»! Да-да, «я старше и лучше знаю, что к чему!» говорила одна из персонажей книги «Алиса в стране чудес». Когда-то этот взгляд воспринимался Мариной… Маринкой… как нечто непреложное, такое же естественное, как солнце и луна, как смена дня и ночи. И такое же неизменное и вечное, как торжественное и абсолютно непонятное звание, – они учили его наизусть в школе, – и за которое Ирка когда-то сходу получила пятёрку, отчеканив без запинки: «Председатель Президиума Верховного Совета, Генеральный секретарь Коммунистической партии Союза Советских Социалистических республик, маршал Советского Союза Леонид Ильич Бр-р-режнев!».

– Ирка, перестань! – невольно усмехнувшись, махнула рукой Марина. – Я уже и думать забыла про наши фантазии. Тяжёлое детство, деревянные игрушки… лучше скажи, когда ты у меня замуж выйдешь? Что, дождёшься пенсии и старичка-подполковника?

– В загробном мире я замуж выйду, – мрачно пошутила сестра и отвела взгляд. Она помолчала и тихо сказала. – У тебя быт, а у меня – бизнес. Не до замужества мне… пока. А детей – поздно уже рожать. Ты, вот, вовремя подсуетилась, а мне теперь… мне как-то даже и не хочется с подгузниками возиться.

– Ой, да брось, Иринка, брось! Ты ж у нас видная дама – ноги от ушей, фигура, волосы, вся из себя стильная, квартира и фирма свои есть! Сама знаешь, у таких королев мужчинами просто автоматически пол выстилается! Сами кидаются и сами сердце к туфелькам складывают!

– Ага… – казала Ирина и отвернулась. Она молчала, когда Маринка уже собралась сказать какую-нибудь приличествующую случаю глупость, ну, что-то, вроде: «Да они сами не знают, какое сокровище теряют!» – или «Ну и наплюй на них с высокой башни – они тебя недостойны!». Но эти неискренние сочувствующие фразы были чересчур фальшивыми… и она, Марина, это знала…

…другой такой, как её сестра, не было … и не будет. А дети… что дети? В наше время, были бы деньги, в пятьдесят родить и выпестовать можно!

– Мы… ну, мы… так, встречаемся мы с ним, – сказала королева Ирина. – Время от времени. У него на квартире, у него на даче…

– Погоди, почему же не у тебя? – Марина удивлённо взглянула на сестру. – Ты же одна живёшь!

– Сюда я никого не вожу, – сухо, как показалось Марине, сказала сестра, положив ухоженные руки на стол. Тонкие пальцы нервно теребили серебряную ложку, вынутую из сахарницы. – Нечего им тут… и ему тоже. И вообще, неужели счастье именно в мужьях?

– Да уж, – Марина вспомнила свою семейную жизнь и вздохнула. – Мы с моим благоверным вроде и мирно живём, и дети есть, а всё равно в последнее время, как чужие …

И что же ответила ей Ирина?

– Я не помню, растерянно пробормотала Марина. – Вот чёрт! Не помню, совсем!

Она выключила пронзительно засвистевший чайник, залила заварку крутым кипятком, достала чашку со смешным цыплёнком на боку. Ей вдруг вспомнилось, как однажды, вскоре похорон отца, они с Иринкой, тогда уже длинноногие дамочки, привлекавшие взгляды парней, но в тот день просто зарёванные и испуганные девчонки, одинаково подавленные смертью родителей, – вспоминали о детских фантазиях.

Что-то пронзительно взрослое… настоящее…

Что? Что?!

Марина так и не нашла ответа. Что-то промелькнуло слабой тенью и снова исчезло… нет, не помню.

Она нашла тряпочку для протирания пыли там, где она и должна была быть – под раковиной в ванной. Аккуратно сложенной и сухой до невозможности… не востребованной до слёз. Марина сердито тряхнула головой. Нечего реветь, глядя на давно неиспользованную тряпочку, со стороны кто увидел бы – удивился.

Уж что-что, а ненависть к пыли передалась им с Ириной, видимо, по наследству. «Девочки! – говорила им мать. – Если к вам неожиданно нагрянут гости, помните, что только безумная дамочка полезет под кровать, чтобы проверить, что там у вас валяется. Запихивайте всё в шкаф с глаз долой и быстро протрите то, что находится на уровне носа. Пыль на видном месте и нечищеная сантехника – раковина, ванна и унитаз – аукнутся вам в сплетнях. Всё остальное – никто просто не заметит!»

– Золотые слова, – пробормотала Марина. Она начала обход квартиры, протирая влажной тряпочкой всё, что было на виду. Когда-то вдвоём с Ириной они мгновенно превращали эту почти ежедневную процедуру в игру. Пыльные пространства были полчищами отвратительных микробов Грызмага. Они наступали по всему фронту, коварно завоёвывая всё новые и новые территории. Они захватывали таинственные поля книжных полок, сверкающие ледяные плафоны люстры (на самом деле это были заснеженные вершины гор; их надо было штурмовать с помощью заслуженной старушки-стремянки), оргстекло необъятного письменного стола, за которым две смелые воительницы делали вдвоём уроки по вечерам.

Игра – это слово казалось Марине ключевым. Две сестры с талантливым воображением, представлявшим себе целый мир и правящих в этом мире своим игрушечным государством. Воображение превращало люстру в вершины Гималаев, кладовку – в пещеру древних сокровищ, коридор – в бальный зал, а папу и маму в волшебных правителей.

– Воображение, – сказала самой себе Марина, мельком взглянув в большое зеркало, висевшее на стене. – Это просто воображение маленьких деток. Иногда оно бывает чересчур живым… и это может пугать ребёнка…

Но неужели всё дело только в воображении? Неужели картины игр детства – самые яркие и самые светлые мгновения жизни – неужели это только воспоминания? Нечто вроде альбома с чёрно-белыми фотографиями институтских лет? «Это я в общаге, это Машка, это Мишка, это Валерка и все мы, студенты первого курса, на первомайской демонстрации», – а за тончайшим глянцем бумаги улыбаются полузабытые смазанные движением лица. И уже не вспомнишь, кто это там держит тебя под руку. Не то со старшего курса приблудился, не то вообще с другого факультета… и кто он, и почему жмётся именно к тебе, и как сложилось, что не появлялся он больше на твоём пути, такой улыбчивый, с бакенбардами на юношеском лице по моде тогдашней весёлой весны?..