Хаха Лунг - Девять залов смерти. Секреты мастерства ниндзя

Отомо-Синоби был ямабуси (буквально «горный воин»).

Такими же ямабуси (или сохэи) были буддийские монахи, воздвигавшие монастыри-крепости в глухих горных районах.

Эти монастыри пользовались благоволением властей, пока Отомо и его патрон Сётоку были живы. Однако когда они оба ушли со сцены, ревнивые и жестокие даймё (владетельные самураи) и придворные интриганы принялись плести заговоры против этих религиозных оплотов.

В период междоусобных войн между соперничавшими самурайскими кликами и кланами монастыри ямабуси продолжали расширяться за счет притока свободных самураев — рогатое, «политических беженцев» и вообще всех недовольных.

Как следствие, «монахи» ямабуси тратили на упражнения в боевых искусствах и на организацию заговоров не меньше, а то и больше времени, чем на чтение буддийской сутры.

В этом отношении они были похожи на монахов (печально) известного монастыря Шаолинь в китайской провинции Хунань.

* * *

Здесь важно понять, насколько значительную роль сыграл буддизм, особенно китайский, в возникновении японских ниндзя синоби.

Буддизм был занесен в Японию около 585 года. Эта религия произвела столь сильное впечатление на императора Ямо-то, что он начал отправлять в Китай студентов для углубленного изучения буддизма.

Трудно поверить, чтобы китайские власти не использовали такую бесценную возможность для внедрения оперативных агентов мошух-нанрен в группы возвращающихся студентов и/или вербовки самих студентов в ряды мошух-нанрен.

Может, именно тогда Отомо-но-Сайдзин овладел мастерством «ниндзя» (читай: мошух-нанрен)?

Многие в Японии были недовольны тем покровительством, которое Сётоку оказывал ямабуси и буддизму.

До буддизма основу японской религиозной мысли составлял анимизм (вера в одушевленность всех предметов).

Именно его исповедовали айну, коренные жители японских островов.

Остальная Япония также практиковала анимизм и культ предков в более сложной форме, позднее легшей в основу религии синто («путь богов»).

Буддизм отталкивал многих японцев, особенно самураев, которые чувствовали, что эта религия уделяет недостаточно внимания почитанию предков и народных героев Японии.

Некоторые не принимали буддизм только за то, что он был иностранным.

Императоры после Сётоку начали открытое преследование буддистов вообще и ямабуси в частности, нередко под давлением воинственных самураев-даймё.

Но к началу периода Хэйан (794—1194) буддизм в Японии уже утвердился как религиозная «сила», с которой нельзя было не считаться.

К этому времени ямабуси превратились в достаточно мощную боевую структуру, чтобы противостоять даже могущественным самурайским кланам. До этого момента единственным обстоятельством, мешавшим даймё выступить против ямабуси, было то, что различные самурайские кланы не были объединены под одним общим флагом и расходовали силы на Междоусобные распри.

Однако после смерти Сётоку разразилась крупномасштабная война между последователями синто и сторонниками буддизма, при этом правящий класс Японии и самураи поддерживали синтоистов, а низшие слои населения и ямабуси — буддистов.

Ямабуси по имени Эн-но Гёдзя попытался примирить враждующие стороны путем создания новой «религии» — сюгэндо («путь духовной власти»), представлявшей собой сплав всего лучшего, что он находил в религии синто, с буддизмом. Естественно, эта попытка еще больше разозлила традиционалистов синто.

Как только новая религия пустила корни и завоевала популярность среди простого народа, правящий класс затеял масштабный погром, призванный стереть с лица земли приверженцев сюгэндо.

В последовавших хаосе и массовых убийствах многие храмы (дзи) и монастыри, включая буддийские, не имевшие никакого отношения к сюгэндо, были разорены и сожжены.

Ямабуси, спасшихся бегством, преследовали, как диких зверей, и уничтожали.

Но часть ямабуси выжила и «ушла в подполье», спрятавшись за личинами фермеров, купцов и даже священников в легальных религиозных общинах.

Многие из этих «псевдофермеров» осели в провинциях Ига и Кога, в центральной части Японии.

Неудивительно, что позднее эта область стала главной базой для крупнейших кланов средневековых ниндзя синоби — прямых потомков изгнанных со своих земель ямабуси.

«МИРНЫЙ» ПЕРИОД

Этот период японской истории назван совершенно неверно.

Именно в период Хэйан («мир», «спокойствие») наблюдается возвышение крупнейших самурайских кланов — привилегированных семей, со временем отдавших власть в руки первого сегуна (верховного военачальника).

Вернемся немного назад. В 645 году в результате дворцового переворота, организованного студентами, обучавшимися в Китае, был убит прямой наследник и на трон посажен престарелый марионеточный император [1] Не приложили ли к этому руку агенты мошух-нанрен ? — Здесь и далее примеч. авт . .

За этим черным занавесом интриг и мятежей стоял и дергал за ниточки таинственный кукловод по имени Каматори.

Несомненная заслуга Каматори состояла в том, что в конечном счете он способствовал централизации власти в Японии, сплавив враждующие кланы самураев в нечто похожее (по крайней мере, по внешним признакам) на имперское государство — государство, управляемое императором, каким бы старым и дряхлым он ни был.

Усилия Каматори, направленные на объединение империи, дали этому периоду японской истории название «мирного», хотя в действительности он был каким угодно, только не мирным.

* * *

Согласно императорскому указу, все земли в Японии передавались в единоличную собственность императора, а обязанность распоряжаться ими передавалась назначаемым им губернаторам. Отныне самурайские князья даймё имели право только «надзирать» за обработкой и поддержанием в порядке тех земельных угодий, которые ранее являлись их собственностью, на которые они возлагали все надежды и в которые зачастую были вложены в буквальном смысле кровь, пот и слезы целых кланов.

Возмущенные этим бессовестным захватом земель, даймё начали демонстративно «жертвовать» свои земли буддийским монастырям и храмам. Взамен монастыри и храмы позволяли жертвователю оставаться на земле в качестве «смотрителя» — жить и работать на ней при условии ежегодного «жертвования» определенного количества риса тому конкретному монастырю, который отныне «владел» землей.

Земли, принадлежавшие храмам и монастырям, естественно, не облагались налогом, и вряд ли стоит объяснять, что ежегодный объем «пожертвований» со стороны даймё и его клана соответствующему монастырю-землевладельцу был значительно ниже того налога, который бывший владелец вынужден был бы платить императорскому двору и кормившимся при нем бездельникам.