Андреа Вецца - Французские добровольцы в армии Муссолини

- Французские полицейские пришли к нам домой, арестовали моего отца и устроили обыск в поисках итальянской пропаганды, - продолжил рассказывать Карло. – Но все соседи знали, что мои родители никогда не участвовали ни в каких политических движениях и делали все, чтобы считаться хорошими французскими гражданами. Дома мы говорили по-итальянски, но за его пределами только по-французски, и вели себя как безупречные французы. Мой отец догадался вызвать такси, чтобы доехать до полицейского участка. Иначе увидев его на улице, толпа могла бы линчевать его.

Таким образом, во Франции началась настоящая охота на итальянцев.

Карло прочитал доклад итальянского генерального консула в Париже, направленный в итальянское министерство иностранных дел 20 июля 1940:

«Лишь 14 июня, когда немецкие войска вошли в Париж, я смог покинуть посольство и выяснить, что случилось с нашими соотечественниками за эти недолгие четыре дня – с момента объявления войны. Главной моей заботой стала судьба наших политзаключенных.

Некоторые из наших соотечественников вернулись из лагерей вчера и сегодня, и я надеюсь, что остальные политзаключенные вскоре последуют за ними. Рассказанное ими наполняет сердце возмущением… Пока трудно сказать, сколько итальянцев были арестованы. По всей Франции их число может достигать двадцати тысяч. Удивительно, сколько сил и средств французы затратили на столь крупномасштабную полицейскую операцию. С началом войны против Франции огромное количество проживающих здесь итальянцев оказались в отчаянной ситуации. Я думаю, что до войны никто и представить не мог, какую жестокость – и какую глупость – проявят французы по отношению к итальянцам.

Я повторяю, удивительно, как в один из самых трагичных моментов французской истории, когда немцы стояли у ворот Парижа, французская армия бежала в невообразимом беспорядке, а дороги Франции оказались забиты потоками беженцев, французы смогли мобилизовать целую армию полицейских и организовать движение многочисленных поездов с депортированными по всей стране».

Встав с кресла, Карло достал с полки книгу и подал мне:

«Итальянцы во французских концлагерях», опубликовано в 1940 итальянским министерством культуры. В этой книге собраны трагические истории депортированных итальянцев, таких, как отец Карло, который – как он позже признался – с трудом смог восстановиться после заключения в лагере. Депортация итальянцев – важное историческое событие, и, возможно, хорошая тема для исторической работы в будущем.

С подписанием Компьенского перемирия и установлением коллаборационистского правительства Виши аресты итальянцев прекратились, но враждебное и оскорбительное отношение к ним французов никуда не исчезло. Напротив, теперь французы начали сеять сомнения и всяческие инсинуации относительно верности итальянцев союзу с немцами.

- Я помню, что тогда вместе со словечком «макарони» французы придумали нам еще одно оскорбительное прозвище: «Капоретто» - сказал Карло. – Когда в школе произносилось слово «Италия», учитель делал многозначительную паузу, и все французские школьники оборачивались, чтобы презрительно посмотреть на нас, итальянцев, сидевших на последних партах. На улице они пытались портить наши велосипеды, и мы все время дрались с ними. В 1941 я записался в молодежную организацию GILE, отчасти потому что верил пропаганде, отчасти потому что хотел получить начальную военную подготовку, отчасти назло французам, - вспоминал Карло, продолжая листать рукопись в красной обложке.

«Каждому из нас, молодых итальянцев во Франции приходилось в годы перед войной, и особенно во время войны, придумывать бесконечные хитрости и уловки, чтобы вписаться во французское общество.

Все мы отлично говорили по-французски, без малейшего акцента, по которому в нас можно было бы узнать иностранцев.

Мы были одеты так же, как французы.

Наша кожа была белой, как у всех европейцев, а не черной или желтой. У некоторых из нас даже были голубые глаза.

Но было одно различие.

Через каждые шесть месяцев итальянские иммигранты должны были приходить в полицейский участок и заново получать разрешение на жительство.

Сначала меня вежливо приветствуют, но потом, услышав мою фамилию…

- Так вы итальянец?

- Да, месье.

Ледяной взгляд. Лицо полицейского становится каменным.

И ты чувствуешь себя совершенно чужим, словно существо с другой планеты, из другой галактики. Ненависть и презрение, презрение и ненависть без конца».

Так пишет Кальчинелли, рукопись которого переводит для меня Карло. Для французов война официально окончилась, если не считать участников Сопротивления, или добровольцев, которые сражались на Восточном фронте вместе с немцами. Но для итальянцев война продолжалась.

- По вечерам мы встречались в винном подвальчике или в задней комнате бара, чтобы послушать по радио о продвижении наших славных армий, и отмечали их успехи флагами на карте: когда мы победим в войне, все должно измениться… - продолжал рассказывать Карло. – Я помню, что мы стали приглашать к нам домой итальянских подводников с базы в Бордо, когда они приезжали в отпуск в Париж, и поднимали с ними тосты за наши первые победы. Но потом война приняла иной оборот, и флагов на карте становилось все меньше и меньше.

Я понял, что что-то идет не так после Греции, когда в школе наш учитель истории стал отпускать шуточки о нашем поражении на Балканах, и всегда заканчивал их фразой Les macaroni sont cuit (макаронники спеклись). Не стоит говорить здесь о наших тяжелых поражениях, которые хотя бы отчасти искупают некоторые акты исключительной доблести – об этом и так много сказано. Потом внезапно наступило 25 июля 1943 и падение режима Муссолини, который в глазах всего мира возглавлял нашу нацию в этой войне. Для многих это стало настоящим шоком. Итальянцы во Франции восприняли эти новости с мрачным предчувствием: хотя новый премьер-министр Пьетро Бадольо заявил о верности союзу с Германией и продолжении войны, но даже за Альпами в воздухе ощущалась атмосфера поражения и измены.

- Давайте сделаем перерыв. Скоро время ланча.

Карло пригласил меня на аперитив в гостиную, в ожидании, пока Марина накроет на стол.

Так я смог увидеть его в повседневной жизни, вне этих воспоминаний, которые так оживили его, и в то же время причинили боль.

Из магнитофона «Ревокс», который мы бы сегодня назвали «винтажным», полилась элегантная и проникновенная джазовая мелодия.

Карло поведал мне о своем увлечении джазом, и рассказал о концертах и фестивалях, которые он организовал после войны со своими друзьями в Гарласко.