Коллектив авторов - Большая война России: Социальный порядок, публичная коммуникация и насилие на рубеже царской и советской эпох

Также среди представителей царской армии широко практиковалось распространение слухов о еврейских гражданах. Когда австро-венгерская артиллерия обстреляла оккупированный Тарнов, расположенный неподалеку от линии фронта, местный российский интендант опубликовал воззвание к жителям, в котором отметил, что вину за бомбардировку несет еврей. Автор утверждал, будто названный еврей оказал содействие австрийским войскам, сообщив им сведения о потенциальных целях обстрела. Тем самым он якобы хотел разрушить христианский город {60} 60 Tarnów. Dzieje miasta i regionu / Kiryk F., Ruta Z. (Ed.). Tarnow, 1983. S. 203–204. . Этот пример, наряду со многими другими случаями, свидетельствует о том, что представители российских войск подозревали евреев в Галиции в проавстрийских настроениях {61} 61 Holquist P. Role of Personality. P. 52–74. .

Для того чтобы расположить к себе простой народ, оккупационные власти шли и на экономические уступки при разделе на мелкие участки земель бежавших помещиков и евреев {62} 62 Daniec W. Pamiętnik. Cz. 1. S. 135. . Частично имущество евреев, депортированных в Российскую империю, раздали полякам {63} 63 McMeekin S. The Russian Origins. P. 94–95. . Многое свидетельствует о том, что оккупационные власти постарались обратить себе на пользу глубокие, вековые противоречия между крестьянами и помещиками. К примеру, они анонсировали по окончании войны земельную реформу, отражающую интересы крестьян. В краткосрочном плане оккупационная власть на местах нередко закрывала глаза на разграбление крестьянами помещичьих имений. Бремя расходов (например, финансовых взысканий) также чаще возлагалось на помещиков, чем на крестьян {64} 64 Sapiezyna M. My i nasze Siedliska. Krakow, 2003. S. 270; Pajak J.Z. Od autonomii do niepodleglości. S. 121, 124, 129, 136; Srokowski S. Z dni zawieruchy dziejowej. S. 97, 158–159. .

В то время как всякая политическая деятельность в провинции была парализована, заниматься благотворительностью по-прежнему дозволялось. Российские ведомства и поляки из России в феврале 1915 года оказали содействие основанному во Львове Комитету гражданского спасения (Obywatelski Komitet Ratunkowy). Его задачей было оказывать социальную помощь (включая полевую кухню, сиротские приюты, ночлег и пособие для беженцев, раздачу одежды) и помогать при ликвидации ущерба, нанесенного войной {65} 65 Achmatowicz A. Polityka Rosji. S. 354–391; Wątor A. Narodowa Demokracja w Galicji do 1918 roku. Szczecin, 2002. S. 322–329; Grabski S. Pamiętniki. Cz. 1. S. 269; Srokowski S. Z dni zawieruchy dziejowej. S. 139–148. . Наряду с этим комитет призван был улучшить репутацию оккупационных властей среди поляков. С той же целью оккупационные власти пытались несколько смягчить экономические тяготы, установив предельно допустимые цены и организовав бесплатную раздачу еды бедным {66} 66 Bogdan J. Dokumenty urządowe okupacji rosyjskiej Lwowa. Lwów , 1916. S. 59–60; Pająk J.Z. Od autonomii do niepodległości. S. 129; Koleje galicyjskie // Gazeta Narodowa. 1915. 9 (22) lutego; Taryfa maksymalna na art. żywnościowe we Lwowie // Gazeta Narodowa. 1915. 20 maja (2 czerwca). . Здесь стоит упомянуть, что российские власти по большому счету не задействовали экономические ресурсы Галиции в военных целях, что все же несколько облегчало положение жителей оккупированных территорий {67} 67 Об ущербе, нанесенном Галиции в ходе войны, см.: Kargol T. Odbudowa Galicji ze zniszczeń wojennych w latach 1914–1918. Kraków, 2012. S. 21–47. .

Стратегии поведения поляков в отношении русских

Стратегии поведения поляков в отношении российских солдат и чиновников сильно разнились — от открытого сотрудничества к пассивной симпатии и хмурому равнодушию и вплоть до пассивного неприятия. Большая часть польского населения была настроена проавстрийски. Реализация оккупантами их планов серьезно ухудшила бы имущественное положение поляков и ослабила бы польское влияние в Галиции. Мысли людей занимала не теоретическая независимость и возрождение Польши, а надежда на окончательную победу Дунайской монархии и на возвращение «старых добрых времен». Вдобавок большинство польского населения Галиции не вполне доверяло воззванию к народам империи Габсбургов, в котором великий князь Николай заверял, что российские войска обеспечат свободу, законность, справедливость, достаток, уважение к языкам и религии {68} 68 Hagen M. von. War in a European Borderland. P. 19–20; Do ludów Austro-Węgier // Kuryer Lwowski Poranny. 1914. 12 (25) września. . Позднейшие декларации об объединении всех населенных поляками земель под царским скипетром также не вызвали особого энтузиазма. Реализация этих планов означала бы откат назад сравнительно с положением поляков в Галиции в довоенное время {69} 69 Pająk J.Z. Od autonomii do niepodleglości. S. 127–136. .

Как сообщал бургомистр Тарнова Тадеуш Тертиль в мае 1915 года, уже после освобождения города австрийцами российские офицеры во время оккупации, продлившейся полгода, старались «своей щедростью и неумеренными посулами расположить к себе беднейшие социальные слои. Несмотря на это, в целом население относилось к ним недружелюбно, считая их врагами и агрессорами, и с нетерпением ожидало освобождения. Отдельные граждане, сочувствовавшие русским и работавшие на них, подвергались осуждению» {70} 70 Sprawozdanie dr Tertila dla c.k. nadprokuratury w Krakowie [без даты] (Archiwum Państwowe w Krakowie, Oddział w Tarnowie. Nr 266, sygn. V 2). . Когда российский царь Николай II прибыл с визитом во Львов, поляки, жившие в городе, старались не выходить из дома. Тем самым они хотели воспрепятствовать тому, чтобы российская пропаганда впоследствии предъявила публике лояльных польских подданных, высыпавших на улицы, чтобы поприветствовать своего нового правителя {71} 71 Janusz W. 293 dni. S. 246. .

Скромные масштабы публичных изъявлений лояльности объяснялись также позицией Римско-католической церкви. Ее духовенство неукоснительно сохраняло в период российской оккупации свою лояльность Габсбургской монархии и вело себя, с австрийской точки зрения, безупречно. Львовские епископы Римско- и Армянско-католической церквей Юзеф Бильчевский и Юзеф Теодорович не позволяли в своих храмах проводить молебны в честь царя и подчеркнуто дистанцировались от мероприятий, организованных российской стороной {72} 72 Bericht des Legationsrats Baron Andrian über seine Informationsreise nach Ostgalizien, Juli 1915 (HHStA, 1064, PA I, Vertreter des Min. d. Aufiern beim AOK 1914–1915); Mick С Kriegserfahrungen. S. 89. . В основном священники остались в своих приходах и не стали спасаться бегством от российских войск {73} 73 Pająk J.Z. Od autonomii do niepodleglości. S. 130. . По сведениям царской контрразведки, многие из них читали проповеди в «сепаратистском духе» {74} 74 Hagen M. von. War in a European Borderland. P. 31–32. . Традиционно священники пользовались большим уважением и авторитетом среди верующих. По этой причине и польские крестьяне, для которых религиозный фактор, пожалуй, значил еще больше, чем национальный, проявляли сдержанность в отношениях с оккупационными властями.

Полякам пришлось испытать на себе все тяготы оккупационной политики — аресты, обыски (разыскивали шпионов, оружие, дезертиров), строгую цензуру, комендантский час, выплату контрибуций, невыгодный обменный курс, многочисленные ограничения в торговле и перемещениях, отсутствие продуктов или топлива. Над ними висела угроза оказаться в заложниках или быть сосланными в дальние провинции Российской империи. В отдельных случаях бытовые невзгоды можно было хотя бы немного облегчить путем коррупции {75} 75 Mick С. Kriegserfahrungen. S. 100. . Так, у вице-бургомистра Львова Тадеуша Рутовского было больше возможностей, чем у остальных, добиться чего-либо у губернатора Бобринского, поскольку дочь последнего устроилась на работу в городскую администрацию Львова. Градоначальник Львова, полковник Алексей Скалой, прямо-таки славился своей коррумпированностью. Его свояк открыл в городе пекарню, которая в принудительном порядке снабжала продукцией все рестораны и кондитерские Львова {76} 76 Biaiynia Chotodecki J. Lwów w czasie okupacji rosyjskiej. S. 103–104; Hupka J. Z czasow Wielkiej Wojny. S. 97 et passim; Grabski S. Pamiętniki. Cz. 1. S. 259–260. .