Александр Дюков - Растоптанная Победа. Против лжи и ревизионизма

В это же время отряд «За Родину» нанес серьезное поражение одному из формирований Каминского: было убито 93 полицейских, а еще 18 — взято в плен [399]. По некоторым данным, в этом бою в руки партизан чуть было не попал и сам глава «Локотского округа» [400].

Вернувшись в свои районы, партизаны обнаружили следы страшных преступлений, совершенных карателями против мирного населения. Данные об этих преступлениях были обобщены в акте Навлинской районной чрезвычайной комиссии:

«С 17 по 27 сентября 1942 года немецкие каратели замучили сотни ни в чем не повинных советских граждан. В селе Вздружном 19 сентября рассреляны и зверски замучены 132 человека, у села Глинного 17 сентября — 59 человек, у дер. Ворки Салтановского сельсовета — 137, в селе Творишине сожжены в сарае 99 советских граждан. В селе Салтановка расстреляны, сожжены и брошены в колодцы 103 человека. Такая же участь постигла 97 жителей поселка Жданово. В деревне Зелепуговка расстреляны и брошены под гусеницы танков 37 человек. В районе поселка Вознесенский 19 сентября каратели напали на лагерь, где находились 40 человек из десяти партизанских семей. Немцы построили их в шеренгу, долго избивали, пытали их и, не добившись от них сведений о партизанах, расстреляли» [401].

Подразделения Каминского были непосредственно причастны к этим преступлениям; аналогичные методы «борьбы с партизанами» каминцы применяли и в дальнейшем. «При операции, проходившей с 11 октября по 6 ноября 1942 года, 13-й батальон «РОНА» вместе с немцами и казаками учинили массовую расправу с мирным населением деревень Макарово, Холстинка, Веретенино, Большой Дуб, Уголек и других, названия которых не помню, — рассказывал впоследствии М. Говядов. — Мне известно, что половина дер. Макарово была сожжена, а из населения расстреляно около 90 человек. Такое же количество было расстреляно в Веретенино, и деревня окончательно сожжена. В селе Холстинка часть населения, в том числе женщины и дети, были заперты в сарай и заживо сожжены. В селах Большой Дуб и Уголек также были расстреляны мирные жители, и главным образом семьи партизан, а поселки уничтожены…» [402]

В контролируемых Каминским деревнях также был установлен настоящий режим террора; казни сделались очень частым явлением. «В конце 1942 года по доносу было арестовано 8 человек жителей Борщово Брасовского района, — вспоминал член военно-полевого суда при «самоуправлении» Д. Смирнов. — Из этой группы я помню председателя Борщовского сельсовета Полякова с дочерью, 22 лет молодую женщину Чистякову, жителя села Борщово Болякова 23 лет и остальных, фамилии забыл. Знаю, что там было три женщины и пять мужчин. В результате суда председатель с/с был повешен, его дочь и Чистякова были расстреляны, а остальные осуждены на сроки… Кроме того, были повешены… Молодая девушка 20–22 лет, фамилии ее я не знаю. Повешена она была только лишь за то, что огорчалась неудачами партизан и не скрывала этого. Расстрелов проводилось очень много, но фамилии расстрелянных я сейчас не помню. Выявлялись все эти жертвы при помощи целого штата тайных агентов, работавших при самоуправлении…» [403]

Массовые расстрелы в Локотской тюрьме к этому времени уже стали обыденностью. «Все приговоренные к смерти были для меня одинаковые, — рассказывала впоследствии исполнявшая обязанности палача Антонина Макарова. — Менялось только их количество. Обычно мне приказывали расстрелять группу из 27 человек — столько партизан вмещала в себя камера. Я расстреливала примерно в 500 метрах от тюрьмы у какой-то ямы. Арестованных ставили цепочкой лицом к яме. На место расстрела кто-то из мужчин выкатывал мой пулемет. По команде начальства я становилась на колени и стреляла по людям до тех пор, пока замертво не падали все… Я не знала тех, кого расстреливаю. Они меня не знали. Поэтому стыдно мне перед ними не было. Бывало, выстрелишь, подойдешь ближе, а кое-кто еще дергается. Тогда снова стреляла в голову, чтобы человек не мучился. Иногда у нескольких заключенных на груди был подвешен кусок фанеры с надписью «партизан». Некоторые перед смертью что-то пели. После казней я чистила пулемет в караульном помещении или во дворе. Патронов было в достатке… Мне казалось, что война спишет все. Я просто выполняла свою работу, за которую мне платили. Приходилось расстреливать не только партизан, но и членов их семей, женщин, подростков. Об этом я старалась не вспоминать. Хотя обстоятельства одной казни помню — перед расстрелом парень, приговоренный к смерти, крикнул мне: «Больше не увидимся, прощай, сестра!..» [404]

Не приходится удивляться, что большинство жителей Локотского округа Каминского люто ненавидели. Этот факт зафиксирован в немецких документах. В датированном октябрем 1942 г. отчете в этой связи говорится следующее:

«Знакомые со сложившейся ситуацией люди (майор фон Вельтхейм, майор Миллер, обер-лейтенант Бухгольц) независимо друг от друга сходятся не только в том, что население все еще уважает предшественника Каминского, убитого партизанами, но и в том, что они [местные жители] ненавидят Каминского. Они «дрожат» перед ним, и, согласно этой информации, только страх удерживает их в повиновении» [405].

Даже читая изданные Каминским приказы, нетрудно заметить, что симпатии населения находились вовсе не на стороне локотской управы. 15 сентября 1942 г. Каминский издает приказ № 51:

«Участились случаи, когда жители подлесных районов без ведома местных властей ходят в лес.

Имеются случаи, когда под видом сбора ягод, заготовки дров они встречаются в лесу с партизанами.

На основании изложенного приказываю:

Прекратить всякое хождение в лес отдельных личностей независимо от причин. В случае необходимости выхода в лес, как-то: пилка и заготовка лесоматериала и дров, поиски пропавших животных — разрешаю выход в лес только в организованном порядке, с обязательным сопровождением полицейских.

Всякое самовольное хождение в лес будет рассматриваться как связь с партизанами и караться по закону военного времени.

Ответственность за выполнение приказа возлагаю на волостных старшин, старост и уполномоченных полиции.

Приказ опубликовать и довести до сведения жителей Локотского округа» [406].

Приказ местным жителям отправляться в лес за дровами исключительно в сопровождении полицейских сам по себе говорит о многом. Однако еще о большем говорит приказ № 114 от 31 октября:

«Всем старостам, волостным старшинам и районным бургомистрам приказываю по приближении бандитов немедленно сообщать об этом в ближайший телефонный пункт, для чего при каждом селе нужно иметь лошадь со всадником.

Предупреждаю, что невыполнение настоящего приказа буду рассматривать как прямое предательство и измену Родине и виновных привлекать к военно-полевому суду» [407].