Владимир Шигин - Повелители фрегатов

Ложи, о которых имеются сведения относительно принадлежности к ним флотских офицеров, как-то: Кронштадтская ложа Нептуна к надежде, Ревельская Изиды и Петербургская Избранного Михаила, принадлежали к союзу Астреи. Ложа Нептуна, так же как и Изиды, была в числе первых, принявших эту новую конституцию (с 20 августа 1815 года), а Избранного Михаила примкнула к ней 29 января 1816 года. Мастером стула этой последней ложи был граф Ф.П. Толстой, известный скульптор, бывший морской офицер. В этой ложе участвовали декабристы капитан-лейтенант Н. Бестужев и лейтенант Гвардейского экипажа Кюхельбекер. Другой офицер Гвардейского экипажа, Л.П. Беляев, отец которого был масоном и занимал пост секретаря в ложе Лабзина, посещал ложу Ланского.

Из более старших офицеров следует упомянуть С. Грейга, Барша и Спиридова, игравших видную роль в деятельности военно-морской ложи «Нептуна» в Кронштадте в XVIII веке».

Д.Н. Федоров-Уайт в своей работе «Русские флотские офицеры начала XIX века» пишет: «Из морских офицеров, стоявших близко к Павлу I, были масонами С.С. Плещеев и Г.Г. Кушелев. П.П. Голенищев, служивший адъютантом при адмирале Грейте и впоследствии сделавшийся попечителем Московского университета и академиком, был также членом масонской ложи. Н.П. Римский-Корсаков и А.О. Поздеев (служивший корпусным офицером) были также масонами.

Из этих офицеров Плещеев присоединился к масонству за границей, вступив в 1788 году в организацию Новый Израиль, основанную в Авиньоне графом Грабианкою. Имея влияние на Павла Петровича, Плещеев, назначенный в 1797 году состоять при государе, пытался вовлечь императора в масонство. Известный государственный деятель и создатель Черноморского флота не Мордвинов был членом московской ложи к мертвой голове.

Имеются указания, что в царствование Александра I кронштадская ложа Нептуна в значительной степени утеряла свой облик флотской ложи, свойственный ей в царствование Екатерины II, и объединяла проживавших в Кронштадте иностранцев, так же как и русских офицеров и гражданских чиновников этого города. Из письма князя П.М. Волконского В. Васильчикову от 7 (19) 1820 года видно, что в кронштадской ложе принимали участие и гвардейские офицеры: «с некоторого времени государь замечает, что много офицеров разных полков ездят в Кронштадт, так как там существует масонская ложа, вновь устроенная».

После запрещения масонских лож 1-го августа 1820 года в правительственных сферах существовало мнение, что «коль скоро ложи закроются, тогда члены оных или братья, как насекомые, расползутся по всем углам и, не имея над собой ни малейшего уже надзора, более и более заражать будут простодушных, непросвещенных и любопытных сограждан своих, тем паче, что бдение полиции не в силах тогда будет объять всех частичных их действий». Масоны пели перед самым запрещением:

Однако запрещение положило, по-видимому, резкий предел распространению масонства и оторвало от него значительное число членов. Беляев указывает, как запрещение повлияло на масонов-моряков: «Когда мы стояли с фрегатом в Бресте… гость… при пожатии руки подал… масонский знак… наш офицер прежде был масоном, то и ответил тем же… старший лейтенант фрегата Константин Иванович Ч… просил передать гостю, что у нас в России масонство запрещено».

Многие русские масоны поступали в ложи в бытность за границей. Есть указание на то, что неаполитанские карбонарии имели связи в России и даже были осведомлены о подготовке декабрьского восстания. Возможно, что эти связи установились во время длительных плаваний русских эскадр в Средиземном море. У Броневского есть в его «Записках» двусмысленная фраза: «бедные жители сих гор имеют свое пропитание от продажи угольев, почему и называют их карбонарии (угольщиками)». Не исключена возможность, что тут имеется намек на итальянских карбонариев.

В новой прокламации к бокезцам и черногорцам, датированной 24 сентября 1806 года, Сенявин, поздравляя своих союзников с победою, благодарит их за хорошее обхождение с пленными. В заключение он выразил свои чувства и «всячески желаю, чтобы человечество и впредь не было оскорблено». Среди флотской молодежи влияние масонства очень упало в последние годы царствования Александра I. Имеются сведения, что А. Беляев оставил свою мысль сделаться масоном из-за насмешек товарищей. Известный историк Семевский отмечает: «То обстоятельство, что большинство декабристов непродолжительное время оставались масонами, очевидно, свидетельствует, что масонство их не удовлетворяло». Штейнгель, приглашенный к участию в масонской ложе Тройственный рог изобилия, отказался вступить в нее «по той причине, что имел случай видеть вблизи все ничтожество лиц, по масонерии значительных».

В целом российский флот в XVIII — XIX веках пережил масонство, как неизбежную детскую болезнь, и хотя, думается, некоторые последствия болезни в нем, увы, остались, но подавляющая часть морского офицерства была далека от бредовых масонских идей и с честью выполняла свой ратный долг, свято веря в Россию, Русскую церковь и царя.

Чем увлекались моряки нашего парусного флота в свободное от службы время? О чем мечтали? Что читали? Дошедшие до нас воспоминания показывают, что многие молодые офицеры старалась воспользоваться нахождением за границей для расширения кругозора Они осматривали города и порты, совершали поездки по окрестностям, посещали музеи и монастыри, церкви и древние развалины. Разумеется, что тому азарту, с которым наши офицеры бросались в поездки по интересным местам, способствовала долгая обособленность от большого мира, как во время долгих зимних кронштадтских сидений, так и изолированность от внешней информации во время плавания.

Д.Н. Федоров-Уайт в своей статье «Русские флотские офицеры начала XIX века» писал на сей счет: «По имеющемуся материалу трудно составить себе точное представление об общем уровне умственных интересов и начитанности моряков начала XIX века. Очень вероятно, что оставившие после себя записки и журналы были скорее впереди, чем посередине, массы тогдашнего офицерства. Все же, сравнительно большое число печатных трудов, которые удалось посмотреть, заставляет думать, что интерес к истории, экономическим наукам, живописи, литературе, музыке, скульптуре и архитектуре, о котором свидетельствуют воспоминания, не был исключительным достоянием их авторов.

Музыка и пение настолько тесно связаны со всею культурною жизнью русского народа, что не приходится удивляться рассказу Шамиссо, что на крошечном «Рюрике» был образован матросский хор с «янычарской музыкой», а офицеры купили фисгармонию, которую они попытались установить в тесном помещении кают-компании. Броневский (лейтенант, участник экспедиции адмирала Сенявина в Средиземном море в 1806 году. — В.Ш. ) отправляется на Рождество в церковь Св. Филиппа в Палермо на ораторию… «слышу: слава в вышних Богу. Это поет хор ангелов… радуюсь, что силы небесные столь ко мне близки… волхвы умолкли — и один нежный сладостный голос восхитил вновь мои чувства; не смею пошевелиться, не смею перевести дыхания — душа и взор обращены к небу… ничто так не возвышает душу, как музыка и подобное пение».