Юрий Чернов - Судьба высокая «Авроры»

Егорьев решил прежде всего очистить крейсер от легковоспламеняющегося дерева. История морских баталий изобиловала случаями, когда корабли были сначала сожжены, а потом уже потоплены.

Адмирал упорно отвергал просьбы капитана I ранга и не разрешал выбросить за борт лишнее дерево. Егорьев, понимая, что сражение разгорится со дня на день, махнул рукой — этого индюка любые предложения бесят — и стал действовать на свой страх и риск. Расчет был прост: если победим победителей не судят, если нас победят — не с кого будет спрашивать, а может, и некому.

Сначала за борт полетели деревянные курятники. Птицей заполнили рефрижераторы. Потом, как выразился командир, «покончили с мирным бытом»: выбросили тюфяки, столы и стулья.

На палубе принялись обдирать внутреннюю деревянную обшивку борта. Древесина трещала и стонала, ее выламывали ломами, крушили топорами. Снизу, из чрева корабля, выволакивали горы хлама: ящики из-под консервов, подвесные шкапики, некоторые матросы жертвовали самодельными деревенскими чемоданами — сундучками, с которыми когда-то надеялись вернуться домой.

Покончив с деревом, соорудили защитные траверсы возле орудий: в подвешенные стальные сети минного заграждения ставили ряды коек. Вырастала надежная стена от града осколков.

Старший судовой врач Владимир Семенович Кравченко открыл на «Авроре» «медицинскую академию»: учил матросов делать перевязки, пользоваться эластичным жгутом, чтобы останавливать кровь. Для жгутов использовали резину от сетей минного заграждения.

На палубах разместили четырнадцать пар носилок, сумки с готовыми повязками.

Взглянув на приготовления медиков, Яковлев, молодой мичман, спросил у судового врача:

— Владимир Семенович, если оторвет ногу, протез для меня найдете?

Матросы, слышавшие эту шутку, притихли. Старший фельдшер, молчаливый и старательный Уллас, поднял глаза на Кравченко: что, мол, тут скажешь?

— Ну-ну! — погрозил Кравченко мичману пальцем и строго добавил: — Не ищите мне работу!

13 мая 1905 года в 6 часов вечера с флагманского броненосца просигналили: «Завтра с рассветом иметь пары для полного хода».

Перегруженные корабли тяжело зарывались в воду. Жилые помещения, палубы, все площадки, даже рундуки были забиты углем. На «Суворов» при водоизмещении в 13,5 тысячи погрузили 15 тысяч тонн.

Из-за сильной осадки броненосцев надводные минные аппараты стали «подводными». Это означало: эскадра лишилась 70 минных аппаратов.

На «Апраксине», «Наварине», «Ушакове» и «Сенявине» — на многострадальных «самотопах» — башенные орудия при сильной волне хлебали воду.

Надвигалась ночь. Топовые огни выключили. Офицеры, светя потайными фонариками, осторожно пробирались по палубе, разговаривали вполголоса, будто противник мог не только увидеть, но и услышать.

Комендоры прилегли у заряженных орудий. Плеск волн и привычные удары винта не успокаивали, чудилось, будто они заглушают какие-то далекие звуки. В ушах тревожно звенело от долгого напряжения.

Перед «Авророй» простиралось объятое тьмой море, а за кормой, чуть в стороне, светились неоправданно яркие огни госпитальных судов «Орла» и «Костромы» с красными крестами на гафеле.

— Плывут как на парад.

Было слышно, как сказавший это сплюнул.

Два плавучих светящихся острова раздвигали мрак вызывающе и дразняще. А сверху нависала густая чернь ночи. Лишь в одном месте прорезал ее тонкий кривой серпик месяца.

В телеграфной рубке нервно стучал аппарат. На ленте плясали загадочные знаки — японские разведчики переговаривались. Первым обнаружил русскую эскадру вспомогательный крейсер «Синано-Мару».

«Синано-Мару» в 2 часа 45 минут ночи на 14 мая, находясь в сорока милях на W 1/2 румба к N от Сираса и идя на N, вдруг заметил по левому борту огни парохода, идущего на Ost. При сближении увидел, что на грот-мачте этого судна подняты белый — красный — белый огни. В то время месяц как раз был на востоке, и так как пароход находится на Ost от «Синано-Мару», то наблюдать за ним ему было неудобно. Командир «Синано-Мару» капитан I ранга Нарикава увеличил скорость и, обойдя пароход с кормы, вышел у него по правому борту. В 4 часа 30 минут, подойдя к нему, рассмотрел, что судно имеет три мачты и две трубы и по типу совершенно походит на находящийся в составе русской эскадры вспомогательный крейсер «Днепр» [6] Описание военных действий на море… (в 1904–1905 гг.), составленное Морским Генеральным штабом в Токио. СПб, 1910, с. 76. .

Командир «Авроры» утром 14 мая записал в дневнике: «Рассветает рано, признаки рассвета уже в 4 часа. Немного погодя осмотрели не совсем ясный горизонт, ничего не открыв; продолжаем идти 9-узловым ходом.

Около 6 часов утра «Нахимов» доносит, что на горизонте с правой стороны видит неприятельское судно. Через полчаса госпиталь «Кострома», идущий сзади, доносит, что видит четыре неприятельских судна. Итак, японцы напали на наш след сзади и справа и стараются распознать расположение наших судов, но решительного пока ничего не предпринимают.

В 8 часов утра и с «Авроры» на правом траверзе замечен силуэт двухмачтового двухтрубного японца в расстоянии до 92 кабельтовых…»

На этом оборвалась последняя дневниковая запись Евгения Романовича Егорьева.

Пелена тумана раздвигалась, как рваный клочковатый занавес. Ветер уносил обрывки дымчато-серой завесы. Все шире открывался простор взбудораженного волнами Цусимского пролива.

— Они!

Японскую эскадру увидели одновременно на многих кораблях. Не надо было и биноклей, хотя бинокли многократно приблизили противника. Он шел встречным курсом, шел быстро, словно боялся опоздать. На флагманском броненосце «Микаса» бился флаг адмирала Хейхачиро Того.

«Микаса» был ровесником «Авроры» — его спустили на воду в 1900 году. Егорьев задержал бинокль на этом мощном флагмане. Адмирал Того сейчас, наверно, рассматривал русские корабли. Капитан I ранга не раз видел портреты широкоскулого, с по-восточному узкими, буравящими глазами адмирала, вот уже восемь лет командующего эскадрой.

«Сейчас начнется!»

Егорьев не произнес эти слова, они возникли в глубине его сознания, и он словно услышал их.

Противник неудержимо приближался. Того поднял на флагмане сигнал: «Судьба империи зависит от этого боя. Пусть каждый приложит все свои силы».

Егорьев спустился с мостика на палубу. Священник, отец Георгий, торопливо кропил орудия святой водой. Командир, сняв фуражку, шел от группы к группе матросов:

— Встретим свой час достойно! Не посрамим честь свою!

Непокрытая голова, обнажаемая военными лишь в особых случаях, как бы свидетельствовала, что сейчас он наступил, этот особый случай: «Не посрамим честь свою!»