Владимир Шигин - Страсти по адмиралу Кетлинскому

Матросы, как видно из документов и воспоминаний участников событий, действительно в массе своей были настроены достаточно революционно. Они читали соответствующую литературу, собирали сходки на берегу, но ни о каком восстании, однако, не помышляли. Впрочем, высказывания о том, что хорошо бы поубивать всех офицеров и взорвать крейсер, все же начали звучать у наиболее радикально настроенных членов команды.

В июле матрос 2-й статьи Рябополов доложил командиру крейсера, что «на крейсере неспокойно, так как некоторые нижние чины кочегарной команды получают и имеют нелегальную литературу. Купили на берегу в Тулоне оружие, которое держат на корабле, устраивают сходки на берегу, готовятся произвести на крейсере возмущение; убить офицеров и по получении сведений из Архангельска приведут свое намерение в исполнение».

Получив такие сведения, командир корабля капитан 1-го ранга Иванов решил произвести обыск. Проведенный обыск ничего существенного не дал, хотя и озлобил команду. Возможно, на этом бы все дело и закончилось, если бы не последующие события.

Первый сигнал опасности прозвучал в июне 1916 года. Тогда кочегар Рябополов донес о якобы начавшейся подготовке заговора на крейсере, имевшего целью уничтожить офицеров при подходе к русским берегам и закупке оружия. Подтверждая слова кочегара, вестовой Лапицкий также донес, что командой закуплено 100 револьверов. При этом Лапицкий признал, что это лишь слухи, которые ходят среди команды, и ничего более конкретного он сказать не может. При этом и Рябополову особого доверия не было, так как он как раз в тот момент отбывал наказание за кражу продуктов из офицерского погреба. Иванов посчитал, что он таким образом хочет выслужиться и заслужить прощение. К тому же и сам штрафной кочегар заявил, что все он рассказывает лишь потому, что его вот наказали за сущую мелочь, а другие совершают куда большие преступления, причем совершенно безнаказанно.

Все же на всякий случай Иванов приказал провести обыск в кочегарках, некоторых помещениях и вещах матросов, названных Ряполовым. При этом были найдены нелегальная литература и две квитанционные книжки, говорящие, что среди команды производится сбор денег на какие-то цели. Оружие найти не удалось. Иванов поручил инженеру-механику Петерсену провести по делу предварительное следствие.

Через два дня после обыска командир «Аскольда» капитан 1-го ранга Иванов получил письмо, содержавшее послание от некоего русского подданного Льва Виндинга-Гарина. В 1916 году Виндинг состоял на французской службе, волонтером-писарем в штабе в Марселе, однако затем ушел со службы и уехал в Лион, откуда поддерживал переписку с аскольдовским унтер-офицером Самохиным. Кроме этого, он поддерживал дружеские отношения с телеграфистами Потемкиным и Цветницким

На встречах с матросами Виндинг выдавал себя за революционера и вызывал на откровенные разговоры. Виндинг-Гарин подтверждал наличие на крейсере революционной организации, никаких конкретных фамилий не называя. Однако давал понять, что при личной встрече мог бы сообщить еще некоторые подробности.

Капитан 1-го ранга Иванов, не желая лично вести беседы с Виндингом-Гариным, поручил встретиться с ним инженер-механику старшему лейтенанту Петерсену. При состоявшейся встрече с Петерсеном Виндинг-Гарин заявил, что он якобы командирован во Францию московским Охранным отделением для слежки за некоторыми русскими эмигрантами. Случайно в ходе бесед с матросами он узнал, что на корабле ведется революционная работа, и в связи с этим по личной инициативе занялся проверкой полученных сведений. Виндинг утверждал, что главными зачинщиками революционной деятельности на корабле являются матросы машинной и кочегарной команд. Кроме этого, он подтвердил слова Рябополова и Лапицкого, что матросы этих команд под видом сбора денег на граммофоны на самом деле купили револьверы для уничтожения офицеров во время намечаемого восстания. По словам Виндинга, матросы покупали и нелегальные печатные издания. В подтверждение своих слов Виндинг-Гарин передал Петерсону в качестве улики револьвер, который ему якобы передали матросы на временное хранение.

Предположив, что на корабле готовится что-то серьезное, командир крейсера сообщил о ситуации в Петроград морскому министру.

Одновременно Иванов 6-й вполне разумно решил проверить личность Виндинга-Гарина. С этой целью он снесся с начальником русской полиции в Париже.

Последний сообщил, что Виндинг в полиции на службе не состоит и никогда не состоял, а является обычным авантюристом, и его показаниям советовал особо не верить. Было установлено, что в свое время Лев Виндинг в России по суду был лишен всех прав и состояния. Во Франции он служил солдатом в 101-й батарее 10-го пехотного артиллерийского полка (так в документе. — В.Ш. ), втерся в доверие к команде и вовлекал ее в революционную деятельность с провокационной целью примерно с апреля 1916 года. Вначале Виндинг был принят среди офицеров крейсера, где объявил себя секретным командированным агентом московского Охранного отделения и собирался якобы о готовящемся восстании на «Аскольде» информировать Петербург. Кроме этого, было установлено, что Виндинг на самом деле несколько раз обращался к начальнику русской заграничной полиции с просьбой принять его на службу. Сразу же встает вопрос, кем же на самом деле является Виндинг обычным любителем острых ощущений, агитатором-революционером или германским шпионом-диверсантом? Разумеется, революционное прошлое Виндинга, прямо скажем, настораживает. Впрочем, с началом мировой войны многие бывшие революционеры стали настоящими патриотами своего Отечества и храбро сражались с неприятелем на фронтах.

Несмотря на разоблачение Виндинга, старший лейтенант Петерсен продолжал настойчиво добиваться разрешения произвести повторный обыск у нижних чинов. В конце концов Иванов уступил настояниям Петерсена и разрешил проведение повторного обыска

Результаты этого обыска полностью подтвердили слова Виндинга и оправдали худшие опасения старшего лейтенанта Петерсена. В ходе него было найдено не только несколько нелегальных изданий, но и три револьвера. Один из револьверов был найден в тюках сменного рабочего платья. Хозяев револьверов, понятное дело, установить так и не удалось. Во время обыска никаких волнений, неудовольствий или тревожного настроения в команде не отмечалось. Наоборот, матросы, зная о возбуждении дела, чувствовали себя достаточно подавленно.

Историк В. Тарасов в монографии «Борьба с интервентами на Мурмане» (1948 г.) писал об этом эпизоде следующее: «В середине 1916 года вся команда по приказу капитана 1-го ранга Иванова была подвергнута поголовному обыску. При обыске были найдены несколько револьверов и список членов революционного кружка в составе 65 человек во главе с кочегаром Самохиным. Члены революционной организации были арестованы».