Владимир Шигин - Страсти по адмиралу Кетлинскому

И все же, насколько Кетлинский действительно был «красным»? Военно-морской историк М.А. Елизаров пишет: «Со смертью Кетлинского резко встал вопрос кем считать его? Убитым провокаторами «жертвой революции», или наоборот — устраненным препятствием на пути ее «углубления»?

Одна крайность породила другую. Кетлинского, как мы уже говорили, похоронили с революционными почестями. Очевидно, тем самым умеренные матросские руководители стремились как-то загладить вину «братвы». Могли не возражать против почестей и многие «леваки», получавшие повод для «мести контрреволюции», в котором они нуждались. Тем более, что даже убитых матросами-анархистами «министров-капиталистов» Шингарева и Кокошкина торжественно хоронили под похоронный «Марш в память жертв революции», сочиненный впечатлительным И-летним Митей Шостаковичем именно по этому поводу.

Историк революционного движения на флоте в 1917 году М.А. Елизаров пишет. «Очевидно, что данный случай стоит в одном ряду самосудов над офицерами в связи с революционными событиями 1917 года и их близостью к старой власти. На Балтийском флоте волна самосудов имела место в февральско-мартовские дни 1917 года, на Черноморском — в декабре 1917 года и в феврале 1918 года. Но в отличие от Балтийского и Черноморского флотов большевизация военно-морских баз Севера прошла без массовых самосудов над офицерами. Здесь не было крупных очагов контрреволюции. В этом как раз была немалая заслуга главнамура К.Ф. Кетлинского, признавшего власть большевиков уже на следующий день после Октябрьского восстания — 26 октября 1917 г., и самосуд над ним выглядел неожиданным. Однако он имел свои причины…»

У автора нет документальных свидетельств о том, как воспринял известие об убийстве Кетлинского служивший в то время в Архангельске его старый боевой товарищ и сослуживец, капитан 1-го ранга Василий Черкасов. Думаю, что весьма болезненно.

Что касается самого Василия Ниловича, то он так и остался верен данному им слову советской власти, не участвуя ни в белом движении, ни в контрреволюционных заговорах. Впоследствии Василий Нилович Черкасов честно служил уже в Рабоче-Крестьянском красном флоте до 15 июля 1918 г., затем был помощником начальника оперативного отделения Оперативно-мобилизационного отдела МГШ. В 1920—1923 годах В.Н. Черкасов руководил морскими путями сообщений на Белом море и в Северном Ледовитом океане. Новая власть не слишком жаловала «военспеца». В августе 1920 года он был арестован Архангельской губчека из-за конфликта с комиссаром (о сути конфликта нам неизвестно), но вскоре был освобожден. Впрочем, в 1922 году В.Н. Черкасова, как элемент, несомненно, «контрреволюционный» элемент был уволен в бессрочный отпуск с лишением звания командира РККФ. Весной 1923 года он стал помощником начальника Центрального управления морским транспортом, год спустя — экономистом, а в 1925 году начальником планового отдела Центрального бюро по морскому судостроению в Ленинграде. После 1929 года судьба В.Н. Черкасова автору не известна.

Учитывая, что буквально спустя два месяца после смерти Кетлинского Верховным правителем России, по версии Антанты и дело гвардейцев. Был объявлен давний личный враг и соперник Кетлинского вице-адмирал Колчак, то можно со значительной долей уверенности предположить, что к белым Кетлинскому хода не было. Колчак никогда бы не пожелал видеть на самостоятельной командной должности Кетлинского и последнего, признай он Колчака, ждала бы немедленная отставка. Даже по этой сугубо личной причине, Кетлинский в дальнейшем вряд ли примкнул бы к белому движению. Что стало бы с ним, будь он в живых? Возможно, как и ряд других высших офицеров российского флота (Альтфатер, Зарубаев и другие), он остался бы верен советской власти, служа ей верой и правдой. Но это продолжалось бы лишь до тех пор, пока во время очередной чекистской чистки его бы не приговорили к смертной казни за былые прегрешения, в том числе за то же «тулонское дело». Впрочем, возможно он мог бы успеть выехать в Польшу и стать первым польским командующим флотом. Впрочем, насколько Кетлинский разделял польские национальные интересы нам неизвестно.

Инженер-механик Бжезинский в своих мемуарах пишет. «…Время не только не открыло завесу этой тайны, но даже и не приоткрыло ее. В данном трагическом случае положение то же, что и с исканиями организаторов покушения на взрыв крейсера «Аскольд». Оба этих события имеют связь между собой, и оба покрыты мраком неизвестности. Если отбросить явление случайности, т.е. хулиганство или шальную пулю, возможные по тому времени, то убийство могло быть совершено мстителями. Это не был приговор «непримиримых», ею нельзя было бы долго держать в секрете. Это были индивидуалисты, конечно, входившие в состав «непримиримых», но действовавшие на свой страх и риск. Не надо забывать, что «непримиримые» привлекали к ответственности многих офицеров, а расплатился один Кетлинский. Можно проследить за тем, с каким упорством «непримиримые» проводили свою линию привлечения к ответственности виновных за репрессии и некачественный ремонт в Тулоне. Писали неоднократно жалобы во многие инстанции. Не добившись успеха при обсуждении вопроса на общем собрании команды, разочаровавшись в комиссии Лесниченко, они обратились в коллегию Народного комиссариата по морским делам, в результате чего Кетлинский был арестован, но здесь опять дело сорвалось — его освободили». Это, по мнению, В.Л. Бжезинского, и стало поводом к убийству.

В целом же, подводя итог разговора о личности Кетлинского, следует сказать, что, на самом деле, ступив на палубу «Аскольда» он был уже фактически обречен. В том, что Кетлинский должен обязательно погибнуть, у меня никаких сомнений нет. Весь вопрос стоял лишь в том кто и когда его должен будет убить.

Дальнейшие события, последовавшие на Мурмане в связи с заключением Брестского договора и сближением местных властей, в отличие от центра, с Антантой, показали явную «контрреволюционность» ближайших помощников Кетлинского (старшего лейтенанта Веселаго и других) и их связи с союзниками, которые были налажены еще при жизни главномура. Соответственно, остро встал вопрос политического выбора. По этой причине на Мурмане сильно ускорилось размежевание политических сил. По Мурманску стали циркулировать слухи о возможных убийствах других должностных лиц и, соответственно, началось их бегство из города.

После трагической смерти Кетлинского Веселаго фактически сосредотачивает всю власть над краем в своих руках. В феврале 1918 года он становится заведующим делами мурманской народной коллегии, то есть местно законодательного учреждения, а с мая 1918 года и управляющим делами Мурманского совета, сосредоточив в своих руках все нити как законодательной, так и исполнительной власти. Чтобы хоть как-то заполнить свободные вакансии младших офицеров Веселаго идет на смелый беспрецедентный шаг — он посылает в революционный Петроград одного из своих подчиненных — мичмана Карташова, с заданием пригласить желающих гардемаринов и кадет Морского корпуса прибыть в Мурманск на службу в качестве младших офицеров. На его призыв откликнулись около семидесяти человек, в основном кадеты и гардемарины Морского корпуса.