Николай Постников - Драма в Восточной Пруссии. Судьба 1-й русской армии генерала Ренненкампфа

Рота капитана А.А. Успенского, в течение всего дня, мужественно сдерживала атаки немцев, так и не позволив противнику захватить мост. Уже вечером, под грохот артиллерийского обстрела, не прекращавшегося с обеих сторон, рота отступила в окопы 107-го Троицкого пехотного полка.

27 августа/9 сентября 1914 года. Расположение 98-го Юрьевского пехотного полка. Участок город Тапиау — река Алле. Около 9 часов утра.

На утро 27 августа/9 сентября 1914 года, во исполнение ранее разработанного командованием плана, Юрьевский полк приготовился нанести удар по противнику [206]. Люди замерли в тревожном ожидании, но приказ о наступлении всё не поступал. В 9 часов 30 минут утра полковник В.А. Желтышев отправил депешу командиру соседнего 99-го пехотного Иван-городского полка полковнику B.C. Верховскому: «Время выступления пока не известно. Как только будет получено приказание о выступлении — я сообщу» {355} . Прошло ещё несколько часов, наступил день, а приказ о наступлении всё ещё не был отдан [207]. Заминка с началом наступления была не понятна командиру полка, офицерам, солдатам. Они не знали, что ещё накануне, у Ариса [208], две немецкие дивизии, перейдя в наступление, разгромили и почти полностью уничтожили стоявший против них насмерть 169-й пехотный Ново-Трокский полк. Что утром 27 августа/9 сентября 1914 года немцы начали массированное наступление на левый фланг 1-й армии, и, несмотря на отчаянное сопротивление перед превосходящими силами противника [209], русские войска вынуждены были отойти. Что на следующий день, 28 августа/10 сентября, немецкие войска, прорвав накануне русскую оборону на левом фланге 1-й армии, в дефиле Мазурских озёр, вырвутся на оперативный простор. Не знали и того, что обескураженный и растерявшийся командующий Северо-Западным фронтом Я.Г. Жилинский [210]отдаст, по сути, преступный приказ об отводе XXII армейского корпуса к Августову [211], оголяя тем самым левый фланг обороны и открывая немецким дивизиям путь в тыл 1-й армии [212].

На фоне этих разворачивавшихся, на южном участке фронта 1-й армии, событий приказ о наступлении частей 25-й пехотной дивизии был уже совершенно не уместен [213]. В 6 часов вечера этого же дня командующий 1-й армией П.К. Ренненкампф отдал совершенно другой приказ, приказ об общем отступлении.

«27 августа (9 сентября) 1914 г. 6 час.[ов] вечера.

Приказ

1-й армии

№8

Штаб армии Инстербург.

Неприятель обходит левый фланг нашей армии, 10-я армия не может нам помочь. Для занятия более выгодного манёвренного положения 1-й армии необходимо своим правым флангом отойти несколько назад» [214].

На следующий день началось общее отступление. Армия двинулась на восток по тем же дорогам, по которым две недели назад шла на запад, преследуя отступающего и ошеломленного поражением врага. Теперь русским солдатам предстояло самим ощутить всю тяжесть и горечь отступления.

27 августа/9 сентября 1914 года. Деревня Фридерикенр. Восточнее города Алленбург. Расположение Лейб-гвардии кирасирского полка. Раннее утро.

Утро для корнета Г.А. Гоштовта началось ещё затемно, когда полк был разбужен и построен в походный порядок на лугу у деревни. Прошёл час, но никакой команды не поступало. Время, казалось, замерло и текло еле-еле. Рассвело. Полк продолжал стоять в строю. Лошади, опустив головы, спали, переступая, время от времени, с ноги на ногу. Прошло ещё около часа, когда, наконец, уставшим от ожидания людям был отдан приказ: начать движение к северу за линию обороны 25-й пехотной дивизии.

Эскадрон, в котором служил Г.А. Гоштовт, был отправлен в разведку к Велау. К западу оставался Алленбург, откуда доносились «перекаты орудийнаго огня» {356} . В те самые часы там, у Алленбурга, поддерживаемая артиллерией, за мост вела бой рота капитана А.А. Успенского. А эскадрон Лейб-гвардии кирасирского полка направился на север и вскоре, «не доходя километров четырёх до города» {357} , вышел на линию окопов, «занятых частями 25-й дивизии» {358} . Так в этот день 27 августа/9 сентября 1914 года вновь пересеклись военные пути Г.А. Гоштовта с 98-м Юрьевским полком, который занимал этот участок оборны.

Части 25-й пехотной дивизии готовились к обороне. «Окраина города (Велау была. — Н.П.) сильно укреплена, — записал в своем дневнике корнет, — причем утилизированы каменные постройки и ограды; повалены в виде засек, целые ряды деревьев, обмотанные проволокой» {359} . [215]

Тут же при выходе из города отряд наткнулся на сторожевое охранение. Командир роты остановил разъезд Г.А. Гоштовта и сообщил корнету, чтобы он был осторожен, потому «что подошедшие с утра немцы заняли опушки обоих лесов, находящихся перед его линией охранения, а также дефиле между ними, по которому проходит дорога на Тапиау» {360} . Немцы пытались оседлать шоссе и отрезать русские части, ещё находившиеся западнее Велау. Чуть южнее города, где оборону держал Юрьевский полк, немцы также двинулись в наступление, используя ту же тактику. «В 1ч. [ас] 15 мин.[ут] дня, — отмечено в Журнале военных действий полка, — от К[оманди] ра 2 батал. [она] (подполковника Я.И. Энгельма. — Н.П.) получено донесение о наступлении против расположения 5 и 6 рот противника силою около 2-х рот, которые остановились на опушке леса у Рокенгельма и начали окапываться. То же донесение получено от К[оманди]ра 3 батальона (подполковника С.С. Дьякова. — Н.П.)» {361} . Нависла реальная угроза разгрома отдельных частей. Необходимо было действовать быстро и решительно. По просьбе командира полка в «1 час 55 мин.[ут] дня 3-й батарей 25 бригады был открыт огонь, противник быстро очистил занятые им окопы и скрылся в лесу. Наступление противника против нашего фронта более не замечалось» {362} . Но это был лишь временный успех, который смог только на время, на сутки, остановить наступающие немецкие части.

До конца следующего дня Юрьевский полк находился на своих позициях на реке Алле, обеспечивая отход частей III корпуса. Немцы не вели массированного наступления. И только когда отошла соседняя 27-я пехотная дивизия, оголяя левый фланг Юрьевского полка, последовал приказ командира бригады генерал-майора Г.Г. Джонсона отступить. «Полк получил в 10 часов вечера (28 августа/10 сентября. — Н.П.) приказание …об отходе в д.[еревню] Облишкен [216], в виду обнаруженного обхода противником нашего левого фланга и отхода 27 дивизии» {363} .

Когда был получен приказ об отступлении, ночь уже опустила на землю свой непроглядный занавес. Но это был не мёртвый мрак. В темноте было слышно, как полк строился в походный порядок. Раздалась команда, и всё пришло в движение, рота за ротой тронулись назад к русско-германской границе [217]. А за спиной оставались война и тяжкая неизвестность, которые не отпускали людей, а следовали за ними по пятам. И поэтому каждый человек в этом двинувшемся, в полной темноте, на восток, живом потоке, не различавший ничего и на десять метров вокруг, был нервно напряжён и задавал себе мучительный вопрос: Что будет с ним завтра? И в ответ страх за свою жизнь медленно вползал им в душу. «Я …пережил этот ужас и позорный — не скрываю — страх, перед преследующим врагом! — признался на страницах своих воспоминаний А.А. Успенский. — Ведь я лично видел в бою под Гумбинненом отступление немцев — Макензеновского корпуса! Я знал, какие ужасные потери несёт отступающий и убитыми, и ранеными, и взятыми в плен… и я чувствовал, что подлое, мелкое чувство страха перед преследователем овладело всеми нами, начиная с высших начальников и кончая последним обозным рядовым! Чем дольше длилось это преследование, чем ближе настигал нас враг, тем сильнее проявлялся этот страх» {364} . И стоило только этому предательскому страху проникнуть в души командиров, как они теряли самообладание и контроль над ситуацией и тогда «старые, дисциплинированные части не шли, а почти бежали, не только по шоссе и дорогам, а часто и прямо без дорог!..» {365} . Но тот из командиров, кто преодолел этот поглощающий всё его существо отвратительный страх смерти, от которого поджилки тряслись и холодело сердце, тот вселял в людей надежу, уверенность и осознание собственной силы, и тогда страх отступал, паника прекращалась, и солдаты, воодушевлённые, были готовы снова сражаться, а если надо и отдать свою жизнь, за жизнь своего командира, за жизнь своих товарищей.