Владимир Пещерский - «КРАСНАЯ КАПЕЛЛА». Советская разведка против абвера и гестапо

В Центре тем не менее отдавали себе отчет в необходимости усиления конспиративности в работе с Юнкером, так как германская контрразведка становилась все более серьезным противником. Предполагалось создать для него новое прикрытие, например, розничную лавку. Старое прикрытие в конце концов привлекло бы внимание полиции, и по учетным книгам детективного бюро можно было выйти на след истинных работодателей Юнкера. Полиция нередко привлекала частных сыщиков для выполнения ее поручений, в том числе для наблюдения за командированными советскими гражданами. Это был еще один довод в пользу того, чтобы сменить «крышу» Юнкера.

Руководство внешней разведки понимало также, что в усложняющейся обстановке в Германии ставка только на Юнкера делала резидентуру уязвимой в случае утраты им своих возможностей. В перспективе предусматривалось создание из числа наиболее надежных немцев, не имевших непосредственного доступа к секретной информации, другой установочно-проверочной группы.

Но вся эта деятельность и планы на будущее по использованию Юнкера внезапно оборвались из-за инцидента, неизбежного в работе любого сыщика, тем более работающего с нелегальных позиций.

21 января 1935 года во время проведения очередной проверки лица, интересовавшего нашу разведку, сыщик конторы Юнкера был задержан полицией. Опытному полицейскому показалось подозрительным поведение немца, то прикрывавшегося газетой, то поспешно устремлявшегося вперед за каким-то субъектом.

Похоже, что господин занимается слежкой? Или я ошибаюсь? — спросил полицейский незадачливого сыщика.

Вы ошиблись, господин полицейский, я просто спешу по своим делам.

Проверим. Предъявите лицензию на право заниматься частной детективной деятельностью. Я так и думал. Эта бумажка годится только для туалета. Следуйте за мной в полицейский участок, да без глупостей!

В участке задержанный сыщик указал на Ренера как на своего патрона и хозяина сыскного бюро, который поручил ему наблюдение за неизвестным господином. Ренер был тут же арестован. После месячного пребывания в тюрьме его выпустили на свободу.

Юнкер вызвал оперработника резидентуры на внеочередную встречу и рассказал о случившемся с ним и о том, как он вел себя на допросах в гестапо. По его словам, ему пришлось сочинить историю о том, что он действовал по просьбе некоего Шредера. Кто он такой — ему неизвестно, но и раньше Шредер обращался к нему с подобным предложением. Чтобы придать убедительность в глазах гестапо своему вымыслу, Юнкер, как он рассказал об этом оперработнику, дал вымышленное описание Шредера и на вопрос о том, кто бы это мог быть, ответил, что скорее всего Шредер — не настоящее имя заказчика. Юнкер дал гестапо подписку о том, что «будет стараться отыскать Шредера, чтобы по крайней мере отчасти загладить свою вину перед Германией».

Ренеру пришлось изрядно изворачиваться, чтобы, как говорится, и волки были сыты, и овцы целы. Что он рассказал в гестапо на самом деле и какие дал обещания, резидентуре не удалось выяснить. Вряд ли он обнародовал свои отношения с советским представительством, иначе ему пришлось бы серьезно отвечать перед законом, а заодно расстаться с заработком, который регулярно получал от разведки. Но нельзя было исключать того, что под давлением гестапо он согласился стать и ее агентом, то есть превратился в агента-двойника.

В резидентуре внимательно проанализировали провал Юнкера. «История с арестом Юнкера вынуждает нас, — доложил резидент в Центр, — относиться к нему чрезвычайно осторожно. Если даже допустить, что А/26 нас не предал, то и тогда возникает вопрос, сможет ли он здесь развернуть работу, ускользнуть из-под наблюдения немцев». Вместе с тем руководитель резидентуры выступил против полного разрыва отношений с агентом и предложил со временем, по истечении «карантинного» срока, продолжить сотрудничество с ним. «Важно, чтобы он оставался в поле нашего зрения, и мы могли его контролировать», — заключил свое письмо резидент.

Центр, однако, принял другое решение, распорядившись, чтобы Юнкер выехал в Швецию и там работал по заданиям разведки. Резидент в Стокгольме Баевский, знавший А/26 еще по Берлину, дал на это свое согласие.

Руководитель берлинской резидентуры Густав (Б. Гордон), узнав об окончательно принятом решении Центра, выразил по этому поводу свое сожаление. «Я получил и выполнил твое категорическое указание в отношении А/26, — писал Густав заместителю начальника внешней разведки Берману. — Очень жаль, что в данном случае не нашли возможным посчитаться с моими возражениями. Ведь отсюда виднее, и я остаюсь при своем прежнем убеждении, что нам не следует обострять отношения с этим человеком».

Густав оказался прав, и последующие события подтвердили его мнение. В 1938 году Баевский был отозван в Москву в связи с массовыми чистками и репрессиями. Юнкер оказался предоставленным самому себе. Некоторое время он выжидал, зная по опыту, что в отношениях с постпредством возможны некоторые сбои, но рано или поздно все наладится. Не получая денег и оказавшись в затруднительном материальном положении, он написал письма в посольства СССР в Стокгольме и Берлине с просьбами не отказываться от его услуг и оказать хотя бы минимальную поддержку. По-видимому, отчаянное положение вынудило его на этот неосторожный шаг. Он не получил никакого ответа на свои обращения. Да и кто бы мог ему ответить? Берман, Баевский и Густав к этому времени уже были расстреляны по клеветническим обвинениям.

Плохо ориентируясь в обстановке, раздраженный Ренер в резком тоне обратился с новым посланием к своим прежним партнерам. Однако результат был все тот же: ни звука в ответ. Никому не было дела до него. Ничего не добившись и прекратив одностороннюю переписку с советскими посольствами, Юнкер исчез в 1939 году, казалось навсегда.

В разведке, как и в жизни, бывают неожиданные встречи по прошествии многих лет. В 1946 году Юнкер неожиданно обратился в берлинскую резидентуру, восстановленную после войны, с предложением своих услуг. Его, как когда-то, по-прежнему тянуло к русским. Руководство внешней разведки, получив сообщение об этом, взвесило все «за» и «против» и порекомендовало резидентуре сотрудничество с А/26 не возобновлять. «Связь с агентом Юнкером по оперативным соображениям прекратить», — ушло указание в Берлин.

Ренер еще надеялся, что его прежние заслуги будут учтены, и он сможет заработать себе на жизнь, возобновив контакты с советским посольством. Но он ошибся. Как следует из дела Юнкера, Центр направил в легальную резидентуру внешней разведки в Берлине в 1950 году подтверждение о прекращении связей с агентом, учитывая его преклонный возраст (в это время ему было более восьмидесяти лет) и отсутствие оперативных возможностей.