Рафаил Мельников - Крейсер I ранга Россия (1895 – 1922)

Тревога оказывается ложной – вахтенному начальнику показалось, что где-то несколько раз мелькнул красный огонь. Команда: "разойтись"; спускаемся вниз и опять целый час сидим в кают-компании. Бросаюсь на койку, но, несмотря на утомление, сразу не могу заснуть: разные мысли лезут в голову; стараешься откинуть воспоминания и мысли о семье, о близких и родных, о всем, что дорого; предаться в руки судьбы – будь, что будет, иначе трудно идти в бой. Да и работы будет достаточно, чтобы заглушить подобные мысли.

28 января. Идем Японским морем к неприятельским берегам. Утром, после подъема флага, все мы вертелись наверху около начальства, стараясь узнать какие-нибудь новости и, главное, цель и план нашего похода. Окружили толпой и пристали к флаг-офицеру с просьбой посвятить нас в тайну нашего плавания, что он и исполнил после долгих уговоров. Оказывается, мы собираемся произвести демонстрацию у Сангарского пролива с целью отвлечь к нему часть японского флота с юга и оттуда пойти на рекогносцировку бухты Гензан, где, по нашему предположению, происходит высадка японских войск. Ночью будем приближаться к неприятельским берегам. Мороз пока изрядный, на вахту надеваем все, что только лезет на тебя.

29 Января. Отстоял вахту с 12 до 4 ч ночи, так называемую "собаку"; по мере приближения к Японии становится теплее. Ночь темная, ни зги не видно. Идем без огней, все люки и иллюминаторы задраены, чтобы ни один луч света не выдал нашего места. Единственное, но очень действительное средство зашиты ночью от миноносцев – полная темнота; даже такие громады, как "Громобой", идущий нам в кильватер в двух кабельтовах, виден плохо. "Рюрик", который шел за "Громобоем", различают лишь сигнальщики. Напрасно вглядываешься в темноту: ни я, ни сигнальщики, ни люди у орудий ничего не видим. Усталый, с утомленными от напряжения глазами, сменяюсь наконец в 4 ч с вахты, ложусь и сплю как убитый.

Утром встал около 9 ч, церемония подъема флага отменена – люди урывают время, чтобы отдохнуть. Около 10 ч вдруг слышу наверху команду: "горнисты, барабанщики по батареям". Это значит тревога! Все мчатся наверх. Мы у входа в Сангарский пролив. Хороший ясный день, дует ветер, в воздухе чувствуется мягкость, и невольно сравниваешь здешний климат с нашим суровым побережьем Азии. На горизонте чернеет дымок, к которому мы приближаемся. Какое судно, военное или нет, какой нации? Мы поворачиваем на дым и увеличиваем ход. Вот можно различить его корпус; видно, что он старается уйти от нас – поставить паруса; прибавили еще ход. Нагнали поближе и сделали холостой выстрел – приказание остановиться и показать флаг. Поднимает – японский. Пароход небольшой, тонн в 1000, я помню, видел его несколько раз во Владивостоке. Делаем сигнал: "оставить корабль". По этому сигналу команда парохода должна на шлюпках съехать с него; после этого мы хотели его потопить. Между тем, ветер стал все крепчать, мало-помалу переходить в шторм, и бедные японцы, по-видимому, не решаются пуститься на утлых шлюпках к берегу, находящемуся милях в 5-6. Делаем второй холостой выстрел – не уходят. Тогда стреляем боевым ему прямо в борт – только дым пошел изнутри парохода, очевидно, снаряд пробив борт, разорвался и произвел пожар внутри; японцы бросаются к двум шлюпкам, спускают их и отваливают.

Волны катят громадные, и бедные скорлупки взлетают кверху, то совсем исчезают между гребнями валов. Приказано "Громовою" спасти людей со шлюпок, а сами начинаем расстреливать пароход. Около часу описывали наши крейсера циркуляции вокруг парохода, пока его не удалось потопить снарядами: то "Рюрик" мешал, то "Богатырь" становился на створе с пароходом. Вот уже пароход накренился, стал садиться кормой, потом вдруг его нос поднялся, и он вертикально пошел ко дну. Имя этого парохода мы успели прочитать еще раньше; это был "Нагаура-Мару".

Между тем слева показался другой пароход – маленький каботажник. Ему тоже были сделаны предупреждающие сигналы и холостой выстрел, но там, видно, не поняли или прямо не хотели оставлять судна. Мы пустили в него снаряды, отчего пароход сильно накренился, мы повернули назад и ушли в надежде, что ему удастся добраться и выброситься на берег, известив там своих о нашем пребывании в японских водах; нам, собственно, только и надо было пошуметь у Сангарского пролива. В виду начинающегося шторма мы больше не могли оставаться у берегов и пошли в море по направлению к бухте Шестакова, к Корее. Шторм между тем разыгрывался свирепый, у нас все предметы катались, стучали, крейсер вздрагивал от перебоя винтов. Когда я вступил в 8 ч вечера на вахту, трудно себе представить, что творилось вокруг в море: оно прямо кипело, от брызг стоял какой-то туман, вершины громадных валов вкатывались на полубак, а он у нас очень почтенной высоты; соленые брызги кололи лицо, как иголки. На мостике трудно было удержаться от ветра на ногах, и приходилось помогать руками, перетягиваясь от предмета к предмету. Хорошо еще, что здесь не так холодно, как во Владивостоке, всего около -1°. За эту ночь у нас снесло железный входной люк на полубак, вырвало и утащило привинченные к палубе ящики с запасными частями мелких орудий, сломало и унесло в море левый выстрел.

30 Января. Утром ветер несколько стих, и волна начала мало-помалу спадать. За вчерашний день продвинулись мало, и у Кореи, идя таким ходом (10 узлов), будем разве что послезавтра. Стоял на вахте с 4 до 8 вечера. Около 7 ч налетел сильный шквал от 8 баллов со снегом и туманом. Ну думаю, опять начинается вчерашняя история; но скоро разъяснило, и ветер утих.

31 Января. Наверху свежо и холодно, покачивает нас изрядно. Уже третий день дует шторм, мы изменили курс и идем против волны малым ходом. Вперед продвигаемся очень медленно, миль по 5 в час. Если будем продолжать идти таким образом и погода не стихнет, то подойдем к берегам Кореи не ранее как послезавтра.

Вахту стоял с 12 до 4 дня. Пришлось стоять на мостике в валенках, закутавшись в тулуп и высовывая один только нос, чтобы что-нибудь разглядеть впереди, что, при часто налетавших шквалах со снегом и туманом, было делать довольно трудно. Нам еще, на головном корабле, легче на вахте, но задним трудно держаться в кильватер и на определенном расстоянии. Третий день мотает, надоело это удовольствие ужасно. На ночь, по обыкновению, зарядили орудия и приготовились к отражению минной атаки. Предосторожность излишняя, так как никакой миноносец не сунет нос в такую погоду в открытое море, да и не найдет нас так далеко от берегов.

В кают-компании военные разговоры начинают уже надоедать всем и иногда сменяются воспоминаниями и рассказами на посторонние темы. Начинается также критика начальства. По-видимому, новый начальник отряда крейсеров не проявляет особенной энергии, все желают старого. Посмотрим, что будет дальше.