Евгений Кринко - Горцы Северного Кавказа в Великой Отечественной войне 1941-1945. Проблемы истории, историографии и источниковедения

Следует обратить внимание на важную особенность практики выполнения распоряжений вышестоящих инстанций. Невзирая на категоричность директив и безусловную ответственность нарушителей, многочисленные внушения и предупреждения, приказы, поступавшие сверху, нередко не исполнялись в полном объеме. Причин тому было множество: плохие связь и взаимодействие внутри бюрократической вертикали, халатность исполнителей, кампанейщина, объективная неисполнимость некоторых распоряжений в назначенные сроки, формальность контроля со стороны вышестоящих инстанций и т. д. Так или иначе, применительно к ограничительным мерам в призывной политике это означало, что нередко на местах они проводились в жизнь с опозданием или даже фиктивно. Представители народов, на чью службу в армии был наложен запрет, подолгу находились в войсках, а вследствие частых перемещений и перетасовок личного состава работу по «отсеиванию» «социально чуждых элементов» много раз приходилось начинать заново. Еще в 1942 г. в большинстве дивизий насчитывалось от нескольких человек до нескольких десятков турок, курдов, поляков и др. – лиц, чей прием в армию был отменен в начале войны или до ее начала. Широко распространенная практика легализаций уклонистов, дезертиров и бандитов на Северном Кавказе санкционировалась республиканскими обкомами, которые при этом сами признавали, что велась она «вопреки всем существующим законам» 450. В 1944 г., после выселения с исторической родины чеченцев, ингушей, карачаевцев и других народов, директивы действующим войскам о немедленном увольнении военнослужащих этих национальностей в запас не выполнялись по нескольку месяцев 451.

Прямым следствием ограничительной политики государства в области призыва и мобилизаций стала явная диспропорция во вкладе различных народов СССР в дело Победы, что отражено в итоговых цифрах безвозвратных людских потерь (убитые, умершие от ран, пропавшие без вести и попавшие в плен) различных народов СССР, представленных одним из соавторов известного обобщающего труда о людских потерях советских вооруженных сил 452М.В. Филимошиным 453. Правда, исследователь не связывал полученные результаты с особенностями призыва в национальных регионах СССР. Если цифры, полученные автором 454, сравнить с данными переписи 1939 г., то получится картина, представленная в табл. 6.

Таблица 6

Безвозвратные потери Красной армии в годы Великой Отечественной войны по национальному составу

Составлено по: Филимошин М.Б. Указ. соч. С. 16–25; Всесоюзная перепись населения 1939 г. Основные итоги. М., 1992.

Из таблицы видно, что удельный вес безвозвратных потерь среди представителей северокавказских народов значительно ниже удельного веса потерь русских: потери осетин в войне в 1,7 раза ниже их удельного веса среди населения Советского Союза, кабардинцев и балкарцев – в 3,3 раза, дагестанцев – в 3,9 раза, чеченцев и ингушей – более чем в 11 раз 455. Напротив, это соотношение у русских составило 1,13:1. Можно сказать, что прекращение призыва горцев в ряды Красной армии объективно способствовало сохранению генофонда этих народов. Хотя, конечно, последующая варварская депортация некоторых из них этот генофонд серьезно подорвала.

В то же время нельзя не отметить, что кавказские национальные регионы внесли свой весомый исторический вклад в дело Великой Победы над фашизмом. В общей сложности они дали действующей армии почти 2 млн чел., включая лиц славянских и прочих национальностей.

Отказ в призыве в Красную армию в течение войны, в конце концов, постиг все без исключения коренные народы Кавказа (на Северном Кавказе – в течение 1941–1942 гг., в трех закавказских союзных республиках – в ноябре 1943 г.). Общее число национальностей, не призывавшихся в армию, по стране к концу 1943 г. достигло 43 456, что почти совпадало с аналогичным показателем в царской России (45 национальностей 457).

Приостанавливая призыв и мобилизацию военнообязанных в том или ином регионе, руководство страны, с одной стороны, объективно усложняло себе задачу по изысканию резервов для пополнения действующей армии: чрезмерную нагрузку несли «благонадежные» народы. Политические решения шли вразрез с актуальными потребностями действующей армии. С другой стороны, широкая огласка таких решений могла навредить интернационалистскому имиджу Советского государства и Красной армии, возмущало патриотически настроенное население регионов, чья служба в армии считалась нежелательной. Именно о таких настроениях жителей Дагестана сообщали в ноябре 1942 г. начальнику Главупраформа Щаденко секретарь Дагестанского обкома ВКП(б) А.К. Алиев и председатель СНК ДАССР А.Д. Даниялов: «Запрещение призыва в ряды Красной армии является в жизни народов Дагестана политически вредным и ничем несмываемым пятном…» (Здесь и далее курсив наш. – Авт.) 458Этот запрет также «отрицательно и вредно отразится на фактически призванных в ряды РККА [дагестанцах], так как каждый из призванных систематически поддерживает письменную связь со своими семьями…» 459

Альтернативой обязательному призыву в тех регионах, где он был отменен, стало добровольчество. Оно должно было автоматически предохранять Красную армию от проникновения в нее антисоветски настроенных и неустойчивых лиц и одновременно давало возможность удовлетворить стремление тех горцев, которые действительно готовы были на фронте отстаивать интересы Советского государства.

В начале войны добровольчество на Северном Кавказе, как и во всей стране, дополняло обязательный призыв. Не менее важна была и его идеологическая функция: масштабы добровольческого движения демонстрировали степень патриотического подъема населения. Этот показатель был очень важен для советского правительства. Политическая значимость этого явления сделала добровольческую статистику самостоятельным показателем, существовавшим отдельно от фактических результатов приема добровольцев в армию. Человек, подавший в военкомат заявление о добровольной отправке на фронт, совсем не обязательно туда попадал. В тех случаях, когда он подлежал плановому обязательному призыву, мобилизации, был забронирован за производством, не подходил для службы в армии по возрасту, состоянию здоровья и прочим показателям, он оставлялся на месте, но при этом обязательно учитывался в добровольческой статистике. Данные о подаче гражданами заявлений о добровольной отправке на фронт широко используются местными историками для демонстрации патриотического подъема в том или ином регионе.