Евгений Кринко - Горцы Северного Кавказа в Великой Отечественной войне 1941-1945. Проблемы истории, историографии и источниковедения

Очевидно, неудачные опыты мобилизаций и призыва горского населения после начала битвы за Кавказ заставляли советское руководство воздерживаться от возобновления крупномасштабных мероприятий в этой области. 13 сентября 1942 г. с такой инициативой выходил на Военный совет Закавказского фронта заместитель командующего войсками Закфронта – начальник Упраформа фронта генерал-лейтенант Курдюмов, на которого возлагалась обязанность изыскания новых людских ресурсов. Он представил на утверждение командующего фронтом генерала армии И.В. Тюленева проект справки-доклада народному комиссару обороны СССР «О целесообразности проведения мобилизации в Чечено-Ингушской и Кабардино-Балкарской АССР и призыве военнообязанных по национальности чечено-ингушей и кабардино-балкарцев». В справке было отмечено, что на территории КБАССР по состоянию на 15 июля 1942 г. числилось 3110 призывников 1924 г. рождения, 960 призывников 1925 г. рождения и 4785 военнообязанных местных национальностей, не подлежащих призыву и мобилизации. В ЧИАССР эти цифры составляли соответственно 4646, 2142 и 34 611 чел. В общей сложности по двум республикам приему в армию не подлежало 50 256 чел. 408В проекте документа указывалось, что среди военнообязанных имеются «полноценные ресурсы» (к таковым отнесены лица, служившие ранее в кадрах РККА, коммунисты, комсомольцы, лица, проходившие подготовку в организациях Осоавиахима и в милиционных частях). Учитывая отсутствие к тому времени национальных горских частей, предлагалось направить ресурсы горцев в запасные части для дальнейшего их использования «рассредоточенно»: не более 25–30 % штатного расчета маршевых рот. При этом кандидаты для зачисления в войска должны были удовлетворять не только требованиям социальной «полноценности», но и должны были пройти тщательную проверку «в политико-моральном отношении». Старшие возраста военнообязанных (45–50 лет) и ограниченно годных предлагалось использовать на укомплектование рабочих колонн, «в частности, передать 15 тыс. чел. 25-му управлению оборонных работ в гор. Баку и удовлетворить потребность в рабочей силе 8-й саперной армии» 409. Военнообязанных, отсеянных по политике-моральным соображениям, предлагалось вывести рабочими колоннами с территории родных республик на территорию Закавказья. Таким образом, задействованы оказывались все 50 тыс. чел. имевшихся ресурсов. Интересно, что в первоначальном проекте доклада начальнику Главупраформа, сохранившемся в рукописи 410, аналогичные меры предлагалось применить к людским ресурсам Дагестана (32 тыс. чел.), также оказавшимся вне приема в армию. Однако в итоговом докладе народности Дагестана вообще не были упомянуты. Возможно, руководство фронта рассчитывало на возобновление обычных условий призыва в республике.

Первоначально идея генерала Курдюмова была воспринята позитивно. 14 сентября он доложил свои предложения командующему войсками фронта генералу армии И.В. Тюленеву, и тот принял решение «доложить в Ставку Верховного главнокомандования» 411. Однако уже подготовленная на имя И.В. Сталина телеграмма так и не была отправлена. На проекте телеграммы начальником отдела укомплектования Упраформа Закфронта майором Ф.А. Кнышем 27 сентября сделана справочная надпись: «Приказано не писать НКО, так как есть указание Ставки не призывать» 412. Замкнулся бюрократический круг: Военный совет Закавказского фронта не стал просить Ставку отменить свое решение о запрете призыва горцев на том основании, что она уже его запретила. Думается, что реальной причиной того, что Военный совет Закфронта не настаивал на своей инициативе, были реалии момента: разгоравшееся ожесточенное сражение с немецкими войсками и их союзниками непосредственно на территории горских автономных республик, неспокойное положение в тылу, проблемы в реализации призывов и мобилизаций в предыдущий период.

Причины приостановок призыва в республиках Северного Кавказа центральными властями не раскрывались и не комментировались. Даже республиканские руководители не получали официальных разъяснений на этот счет. В своем ходатайстве начальнику Главупраформа РККА о возобновлении призыва среди народностей Дагестана руководители республики А. Алиев и А.Д. Даниялов высказывались предположительно: «Основанием для дачи таких указаний (имелась в виду директива Главупраформа о приостановке призыва дагестанцев. – Лет.) могли служить (курсив наш. – Авт.) соображения о политико-моральной неустойчивости состава призываемых в ряды Красной армии людей из народностей Дагестана» 413.

Руководители северокавказских автономий оказались в сложном положении. Реакция лидеров Дагестана представляет собой редкий пример, когда республиканское руководство вступало в полемику с центральным правительством по поводу приостановки призыва в своем регионе.

Неуверенности лидерам северокавказских автономий добавляла угроза предъявления им политических обвинений, главным из которых в национальных окраинах СССР было обвинение в национализме. Например, с именами лидеров Кабардино-Балкарии – секретаря ВКП(б) З.Д. Кумехова и председателя СНК Х.К. Ахохова – связывался разгул на территории республики в период битвы за Кавказ «буржуазного национализма», борьба с которым якобы стала успешной только после их смещения 414.

Политический надзор за республиканскими элитами осуществляли многочисленные представители НКВД, командированные из центрального аппарата. Около месяца, в августе – сентябре 1942 г., на Северном Кавказе работал сам всесильный нарком внутренних дел Л.П. Берия. По признанию бывшего председателя правительства и первого секретаря Северо-Осетинского обкома К.Д. Кулова, «мы… побаивались Берия, не проявляли достаточной воли» 415. Поэтому даже на весть о выселении чеченцев председатель СНК Чечено-Ингушетии С.К. Моллаев, по словам Берии, лишь «прослезился», а затем обещал выполнить все задания правительства в срок 416. Какую-то роль, несомненно, играло и то, что партийные руководители многих северокавказских республик были русскими (первые секретари обкомов Дагестана Н.И. Линкун, Северной Осетии, позже Кабарды, – Н.М. Мазин, Чечено-Ингушетии – В.А. Иванов) и не столь остро ощущали вредность для народного самосознания отказа в призыве в армию.

С начала января 1943 г., по мере стремительного освобождения территорий северокавказских республик от оккупантов, работа республиканских военкоматов немедленно восстанавливалась. Так, весь аппарат Кабардино-Балкарского республиканского военкомата был направлен в Нальчик уже на следующий день после освобождения города. Всем военкоматам были даны указания «не допускать излишней задержки» в регистрации и отправке в армию военнообязанных и призывников из освобожденных районов. Оперативные группы военкоматов следовали непосредственно за боевыми порядками наступавших частей Красной армии, выявляя и направляя в армейские запасные части годные к службе контингенты 417. Кроме того, ввиду быстрых темпов наступления и оторванности запасных полков от штабов армий, в январе 1943 г. командующим Закавказским фронтом генералом армии И.В. Тюленевым (в порядке приказа НКО № 089 от 9 февраля 1942 г.) временно было разрешено проведение призыва штабами корпусов, дивизий и даже бригад. На практике, в условиях быстрого продвижения, очень часто армейские штабы не имели, да и не искали контакта с местными учетно-мобилизационными органами, стараясь получить как можно больше пополнений. Известно, что на территории Северного Кавказа в порядке приказа НКО № 089 было мобилизовано около 127 тыс. чел., из которых свыше 84 тыс. чел. были направлены в войска, остальные – отсеяны по различным причинам 418. В этих условиях требования к просеву призываемых контингентов по политико-моральным, национальным и прочим критериям, как правило, не выдерживались 419.