Александр Андогский - Афган, снова Афган…

— Пора бы уже остепениться. Детям нужен реальный отец, а не тот, про которого я рассказываю и показываю на фотографиях! А в детском садике и яслях вообще думают, что я — мать-одиночка… Воспитательница говорит, трудно, мол, одной двоих детей воспитывать, содержать… Я ей отвечаю: почему, мол, одной? У меня муж есть! А она не верит…

Ну что тут ответишь? Все правильно.

— Поздно уже… А завтра мне уезжать надо… — сказал я.

Мы вернулись в сараюшку.

Июньские ночи короткие, и поспать толком нам не удалось. Задремали только под утро, когда начало светать.

Нас разбудило утреннее солнце, пробивающееся через многочисленные щели сарая. Потом проснулись дети. Они очень обрадовались, решив, что я вернулся окончательно.

После завтрака мы гуляли по лесу, где Коля ловко ловил различных насекомых и рассказывал мне о них. А Андрюшка проявил себя в поиске грибов. Идем себе по тропинке. Вроде бы ничего нет, а он нагнулся, цап — в руке гриб! Цап — еще один!

— Это потому, что он — маленький, ему снизу все грибы видны! — засмеялся я.

Потом мы все вместе купались в неглубокой речке с мягким песчаным дном и тенистыми, заросшими густой травой берегами… Время пролетело быстро.

— Тебе когда надо быть на службе? — спросила Таня после обеда.

— Завтра утром…

— Жалко… Значит, уезжать надо сегодня?

— Да. Ближе к вечеру. Ночным поездом поеду. Он приходит в Москву часов в шесть утра… Как раз к девяти часам успею добраться до объекта…

Я вышел на перрон, прошел в подземный переход, спустился в метро. Здесь было уже полно народу. Деловые, уверенные, хорошо одетые москвичи ехали на работу. Почти все читали: кто — книгу, кто — газеты. Приезжие с чемоданами и сумками и притихшими детьми, боясь пропустить свою станцию, испуганно прислушивались к репродуктору, который голосом диктора объявлял остановки, всматривались в схему метро… Может быть, если бог даст, когда-нибудь и я стану москвичом, буду иметь свою квартиру и вот так, как они, ездить на работу на метро, читая утренние газеты…

Я доехал до своей станции, поднялся по эскалатору, сел на пригородный автобус и минут через сорок был на объекте. Прямо с КПП я направился в административный корпус и доложился дежурному, что вернулся…

Ребята в моей комнате уже проснулись, вернулись после утренней пробежки, побрились и собирались на завтрак в столовую. Я в темпе побрился, быстро переоделся в форму и присоединился к ним…

По дороге в столовую я еще раз подумал, что в военной среде жить все-таки проще. Как там поет Окуджава? «… Забуду все домашние заботы, не надо ни зарплаты, ни работы, иду себе, играю автоматом, как просто быть солдатом, солдатом…»

Наконец наступил долгожданный день…

В день вылета мы проснулись рано, еще затемно. Загрузили весь наш скарб (оружие, боеприпасы, продукты и прочее) в грузовики. Сами в гражданской форме, с рюкзаками, сели в автобусы.

— С богом, тронулись! — скомандовал Бояринов.

Приехали на военный аэродром Чкаловский. Долго перегружали наше имущество с грузовиков в военный грузовой самолет. Я думал, что на нем и полетим, но, оказывается, для нас выделили другой самолет. Это был Ту-104, раскрашенный под аэрофлотов-ский, но с военным экипажем.

— Слушай, может быть, еще и стюардессы будут? — радостно воскликнул Володька.

Но стюардесс в самолете не оказалось. Под присмотром одного из членов экипажа в аэрофлотовской форме мы рассаживались по местам.

— А нам сказали, что солдат повезем! — заявил аэрофлото-вец. — Мы даже ковры с пола убрали…

Потом мы взлетели, и все тут же прильнули к иллюминаторам. В передней части салона, где должны размещаться места первого класса, стоял стол, вокруг него — кресла. Там сидели Бояринов с Долматовым и еще каким-то худощавым и темноволосым из Первого главка (потом выяснилось, что это был офицер из управления «С» Василий Степанович Глотов, которого назначили заместителем командира нашего отряда). Они листали какие-то бумаги, что-то подсчитывали, озабоченно переговаривались…

— Ты раньше бывал за границей? — спросил меня Володька.

— Нет… А ты?

— Тоже нет. Интересно, что нас там ожидает?

Я только пожал плечами. Предполагать можно было все, что угодно… Потом мы задремали под ровное гуденье двигателей и проснулись только тогда, когда самолет пошел на посадку.

— Что, уже прилетели? — хриплым со сна голосом спросил я.

— Нет. На дозаправку садимся…

В иллюминаторах, насколько хватало взгляда, простиралась сплошная коричнево-серая выжженная под солнцем степь.

Когда самолет приземлился, нам разрешили выйти на поле, размяться. Было жарко, ветрено, пахло пылью и полынью. Мы стояли на бетонной площадке. Далеко вдали виднелось какое-то строение. И больше ничего. Степь да степь кругом…

После заправки самолет снова взлетел. Мы перекусили всухомятку сухим пайком из наших рюкзаков, запили водичкой из фляг и снова задремали. Следующая посадка была в Ташкенте.

Аэрофлотовский и грузовой самолет с нашим имуществом поставили на стоянку, а нас препроводили в какой-то барак, расположенный в дальнем конце аэродрома. Судя по всему, это была охраняемая территория, так как по периметру стояли высокие металлические столбы с колючей проволокой. Объявили, что здесь будем ночевать, так как в Кабул лететь уже поздно.

Ночевать так ночевать. Вот только как и где?

Дело в том, что в этом бараке был большой зал с деревянными креслами, несколько комнат со столами и стульями. Но кроватей тут не было. В помещении было душно, пахло пылью и еще чем-то, чем пахнет в домах, где долго не было людей.

На улице немилосердно пекло солнце, по ушам бил рев двигателей садящихся и взлетающих самолетов. Вдали зелеными свечами высились пирамидальные тополя, а далее, на горизонте, в жарком мареве виднелись серые каменистые горы. Неприятное место, подумал я про себя.

На ночь я устроился на полу, подложив под голову рюкзак. Из-за духоты открыли окно, но в комнату моментально налетели комары. Когда все уже были искусаны этими маленькими, немилосердно жестокими и надоедливыми гадами, пришлось вставать, закрывать окно и бить комаров газетами. На стенах и потолке оставались кровавые следы.

Утром все поднялись хмурые, невыспавшиеся, с мятыми физиономиями. Позавтракали сухим пайком, послонялись по бараку, по округе.

Я нашел под столом какую-то старую газету, прочитал от нечего делать от корки до корки. За мной заняли очередь сразу несколько человек. Хоть какое, а все-таки развлечение.

Вдруг все зашевелились, засуетились.

— Что? Что такое? — вскочил придремавший в углу Володька.

В комнату зашел Бояринов: