Николай Гродеков - Хивинский поход 1873 года. Действия кавказских отрядов

Скобелев, находившийся с войсками бывшего авангарда в тылу, заслышав сильную канонаду в главных силах и видя, что обоз продолжает беспрепятственно свое движение, решился подойти ближе к месту действий. В описываемый момент дела он был уже в весьма небольшом расстоянии от боевых линий.

Исполнение приказания об отводе войск не представляло особых затруднений для тех частей, которые были расположены по сю сторону канала. Пехота могла отойти без потерь, прикрываясь зданиями; тоже самое и кавалерия; только для батареи это дело являлось несколько более трудным, так как при этом приходилось брать в передки под сильным ружейным огнем; но затем, пройдя некоторое незначительное расстояние, батарея выходила из сферы действительных неприятельских выстрелов, так как артиллерийского огня, за подбитием орудий, на атакованном фронте у защитников Хивы не было.

Но отвод назад четырех рот мангишлакского отряда и особенно тех кучек людей, которые занимали кладбище близ самой городской ограды, а также увоз двух отбитых орудий, являлись делом серьезным и исполнение его грозило большими потерями. Роты нужно было вывести из за здания в каких нибудь пятнадцати саженях от стены и затем отходить назад к мосту, а людям, занимавшим кладбище, кроме того пролезать чрез могильные памятники, густо наставленные по кладбищу. Эти памятники не только не прикрывали, вследствие своей малой высоты, отступавших людей, но, напротив, затрудняли движение и тем задерживали их большое время под крепостным ружейным огнем, хотя и производившимся из гладкоствольного орудия, но, тем не менее, весьма действительным на таком расстоянии. Пройдя кладбище и подобрав раненых и взятые с бою орудия, роты должны были свернуться в колонну, чтобы перейти мост.

Отступление начато было с тех четырех рот, которые были на городском берегу канала Полван-ата. Получив приказание отступать, роты очистили занятые ими здания, прошли кладбище, присоединили к себе всех бывших на перевязочном пункте и затем подошли к мосту. Здесь вызваны были охотники для перевозки двух неприятельских орудий, взятых апшеронцами. Немедленно явившиеся на вызов из рядов охотники, перекрестившись, ухватились за неуклюжие станки на которых лежали тяжелые хивинские пушки и потащили их за собой через мост. Усилившийся неприятельский огонь с началом отступления не ослабевал ни на минуту, во все время совершения ротами этими их обратного движения, и весь был направлен на наши отступавшие из-за арыка войска, в особенности в те группы людей, которые собрались около взятых неприятельских орудий перед переправой их через мост. Огонь был так силен, что по баррикаде из арб пули выбивали как будто дробь на барабане. Чтобы ослабить огонь, приказано было пехоте и артиллерии, стоявшей по сю сторону арыка, открыть самый частый огонь по крепости. Это заставило неприятеля на некоторое время прекратить пальбу, чем и воспользовались, чтобы перетащить орудия без потери в людях, хотя в каждую пушку впрягалось человек по 50.

Как только апшеронские и ширванские роты прошли линию расположения войск по сю сторону канала и когда уже не требовалось покровительствовать нашим огнем их отступлению, началось движение назад и остальных частей войск главных сил. Неприятель не сделал ни одной попытки к переходу в наступление, и войска, не останавливаясь, прошли за позицию, занятую Скобелевым в тылу их расположения на шах-абатской дороге. Вслед за отступлением главных сил на место лагерного расположения (в саду младшего брата хана), отошел туда же и арьергард и начал подходить обоз.

Между тем хивинский хан выехал из города с целью остановить действия его войск против наших отрядов. При этом под ним была ранена лошадь. Когда он, пересев на другого коня, хотел снова въехать в свою столицу то нашел городские ворота запертыми.

Жители Хивы, в то время, как хан выехал из города, опасаясь вторжения чрез растворенные ворота русских войск, заперли и заложили их, и хан, не имея чрез это возможности вернуться в свою столицу, направился с немногими бывшими при нем приближенными, и в числе их с диван беги Мат-Мурадом к гор. Казавату, в среду туркмен юмудов.

Тогда некоторые городские жители освободили из-под ареста заключенного ханом брата его, Атаджан-тюря [233] Атаджан-тюря, месяцев семь пред приходом русских в Хиву, задумал отравить брата, с целью овладеть его престолом. Сеид-Магомет Рахим-хан, предупрежденный о заговоре матерью Атаджана, заключил брата в тюрьму, где он и содержался до вечера 28 мая. , и выразили желание избрать его ханом. Тем не менее старшим лицом в городе остался дядя хана, Сеид-эмир-уль-омар, который, при содействии главных лиц ханского управления, насколько мог восстановил в ночь с 28 на 29 мая спокойствие в столице.

Прежде всего он выслал к Веревкину депутацию. Не успели войска стать лагерем, как из Хивы появился ишан с мирными предложениями. Он заявил, что хан ушел из города еще накануне, что в Хиве царит безначалие, вследствие раздоров между двумя партиями, из которых одна, состоявшая из людей, понимающих бесполезность сопротивления русским, желала прекращения войны, а другая требовала продолжения сопротивления во что бы то ни стало.

По поручению генерала Веревкина, переговоры с депутатами вел полковник Ломакин, которым и предложены были следующие условия: 1) действия наши прекращаются на два часа 2) по истечении их, из города должна выйти депутация самых почетных лиц и привезти с собою, для выдачи, сколько успеют собрать, орудий и оружия; 3) так как генерал Веревкин не уполномочен прекратить совершенно военные действия, то старшее в городе лицо немедленно должно отправиться на встречу генералу Кауфману за решением своей (?) участи, и 4) если по истечении трех часов не последует ответа, то город будет бомбардирован. Условия эти были безотговорочно приняты депутацией, для которой они должны были показаться сравнительно мягкими, не смотря на существование четвертого пункта, так как для избавления города от бомбардировки достаточно были привезти, для выдачи нам, столько оружия, сколько признавали то нужным, или, пожалуй возможным, сами хивинцы.

Ввиду того, что окончательные мирные условия могли быть определены только главным начальником войск хивинской экспедиции, в виду полнейшей безвредности для нас Хивы после бегства хана с большею частью туркмен, лучше было бы не ставить совсем никаких условий депутатам отослав их и предоставив участь столицы ханства на волю генерала Кауфмана, чем заключать условия, которые могли толковаться по произволу. Если же Хива представляла для нас какое нибудь серьезное военное значение, то не мешало бы воспользоваться упадком духа неприятеля и потребовать более определенных гарантий к тому, что перемирие нарушено не будет; можно было, например, выговорить занятие городских ворот.