Сергей Ченнык - Вторжение

По берегу была расставлена постами для наблюдения за неприятелем рота Феодосийской пограничной стражи.

В Керчи: 3-й батальон Бутырского пехотного полка, рота Черноморского линейного №9 батальона, Керченский грнизонный полубатальон, полубатальон Азовского казачьего войска, батарейная №3 батарея 17-й артиллерийской бригады, 5 команд гребной флотилии азовских казаков.

На постах у Керчи стояли Донской казачий №53 полк и рота Керчь-Еникальской пограничной стражи. В Еникале — Черноморский казачий пеший №4 батальон.

Близ Аргина стояли лагерем: три батальона Московского пехотного полка с Донской легкой №2 батареей.

В Арабате (на работах): 4-й батальон Московского пехотного полка.

В Агиб-Эли: Донской казачий №60 полк.

В Кармыш-Келечи: эскадрон лейб-гвардии Черноморского казачьего войска.

Такое расположение войск сохранялось до высадки союзников в Крыму. {733} 1 сентября 1854 г. пик численности русских войск к началу кампании: местных войск — 19 14 батальона, армейской пехоты — 51 ЛА батальона, 17 эскадронов, 27 сотен и 108 орудий. Всего 51 тыс. человек. {734} Сила внушительная, но не сконцентрированная. Максимум, что князь Меншиков мог сосредоточить у Севастополя в случае высадки неприятеля — 30 000 человек. {735}

Кроме сухопутных войск, в рапоряжении главнокомандующего имелся личный состав Черноморского флота из флотских, ластовых и рабочих экипажей, чинов морского, артиллерийского и инженерного ведомств, раличных команд и арестантов. Во флотских экипажах было 18 501 чел. (в том числе 416 офицеров, 357 музыкантов и 2729 вольных матросов). {736}

Поток войск и имущества в Крым нарастал. Скоро дороги в Таврии стали оживленными, а ближе к началу боевых действий — тесными. 21 июля князь отправляет начальнику 16-й дивизии генералу Квицинскому просьбу ускорить прибытие. 28 июля еще раз уведомляет императора о мерах по ускорению марша, которые считает нужным предпринять.

По расчету времени сами войска должны были пройти 200 верст за 5 дней в 5–6 переходов. {737} Так как примерно столько же могла занять высадка, считалось, что где бы союзники ее ни начали, русские войска успевали сконцентрироваться. Конечно, в этом случае ни о какой заранее подготовленной позиции речи быть не могло.

Все чувствовали приближение войны. «А как стали подходить к Крыму — словно другим ветром пахнуло, каждый рекрут понял, что настало военное время. По харьковской дороге войска стягивались все к армии; обозы, парки артиллерийские, проходили иногда и ночью. Ночлежничали мы уже теснее прежнего». {738}

До этого времени богом забытые степи Крыма стали оживленным местом. Со всех концов империи в них потянулись обозные фуры. В лагерь приходили новые части. Начались первые конфликты с тыловыми службами, торопившимися нажиться на поставках войскам некачественных продуктов. Потребление их привело к заболеваниям, хотя число больных в сравнении с пораженными кишечными заболеваниями союзниками было незначительным.

Жизнь шла своим чередом. 26 августа А.С. Меншиков посетил Бородинский егерский полк, отмечавший свой полковой праздник — день сражения при Бородино. Поздравив его командира, полковника Евстафия Игнатьевича Веревкина-Шелюту [170]и личный состав, главнокомандующий уехал, оставив собравшихся.

Атак как никакая русская пьянка не может обойтись без конфуза, то он, естественно, состоялся. Послушаем адъютанта главнокомандующего:

«Председателем пира был Кирьяков; подле него сидел старый герой Бородина — отставной слепой генерал Бибиков, живший на Бельбеке в своем небольшом имении. [171]Начались заздравные тосты; провозглашал Кирьяков… Дошла очередь до гостя-ветерана: Кирьяков встал, значительно взглянул на соседа и протяжно, с расстановкой произнес: «Выпьем теперь, господа, за здоровье нашего почтеннейшего гостя… (Бибикова подтолкнули, он встал)… настоящего Бородинца, — продолжал Кирьяков, — и старого… вете-ри-нара!».

Сконфуженный ветеран поспешил опуститься…». {739}

Сколько правды в словах Панаева и сколько наговора, судить сейчас трудно. Возможно, адъютант главнокомандующего лишь продолжает травлю Кирьякова, начатую после Крымской войны с целью обеления личностей истинных виновников военного поражения. Тем более что его патрон и инициировал унижение генерала Кирьякова, обвинив его во всех грехах — от пьянства до личной вины в поражении на Альме. Мы еще не раз коснемся личности Василия Яковлевича. На мой взгляд, не стоит столь легко принимать на веру такие унизительные характеристики генерала. Например, в российской военной истории его имя неоднократно ассоциируется со стремлением к выполнению воинского долга. Например, в записках Н.П. Синельникова описывается штурм Варшавы во время польского мятежа. И между прочим отмечается, что «…Стремление к исполнению долга между офицерами было так сильно, что солдаты удерживали их, вскакивали на бруствер прежде, чтобы защитить их собою. Так было с полковником Кирьяковым, получившим св. Георгия…». {740}

Постепенно прибывает начальство. «В субботу, на страстной неделе, приехал сюда генерал от инфантерии князь Горчаков, бывший губернатор Западной Сибири и командир тамошнего корпуса. Он принят вновь на службу, и государь назначил его в распоряжение князя Меншикова, а светлейший, кажется, посылает Горчакова в Феодосию». {741}

Несмотря на внушительную численность, вся масса развернутых севернее Севастополя русских войск была слабо управляема, разноуровневые штабы представляли едва сколоченные организмы (вспомним отношение к ним А.С. Меншикова). Наконец, почти все войска оставались в открытом поле. Никаких укреплений местности, опорных пунктов и оборонительных рубежей не было, за исключением ранее воздвигнутых укреплений на Северной стороне, которые уже входили в крепостной комплекс. Не было также сделано ни одной серьезной попытки хотя бы имевшимися силами возвести полевые укрепления в дни, оставшиеся до открытия военных действий. Никто не думал, что спустя несколько недель вся армия будет отходить к Севастополю и Бахчисараю после неожиданного поражения.

Последние дни

К утру 2 сентября на Альме была собрана почти вся русская армия, которой предстояло участвовать в Альминском сражении, «…за исключением Московского пехотного полка, два батальона которого прибыли на позицию только за два часа до боя». {742} Пришли из Севастополя остатки полков 2-й бригады 17-й пехотной дивизии с №4 и №5 батареями 17-й артиллерийской бригады.

За ними на Альме появился Волынский пехотный полк с легкой №3 батареей (командир — капитан Броневский) 14-й артиллерийской бригады, резервные батальоны Белостокского и Брестского пехотных полков.