Борис Соколов - Тайны Второй мировой

Он поднялся в рост, сбросил бушлат и в одно мгновение очутился перед бегущими сверху на него жесткими ребрами гусеницы танка, дышавшего в одинокого человека жаром напряженного мотора. Фильченко прицелился сразу всем своим телом, привыкшим слушаться его, и бросил себя в полынную траву под жующую гусеницу, поперек ее хода. Он прицелился точно — так, чтобы граната, привязанная у его живота, пришлась посредине ширины ходового звена гусеницы, и приник лицом к земле с последним вздохом любви и ненависти…

Остальные, еще целые танки приостановились на шоссе и на сходах с него. Потом они заработали своими гусеницами одна навстречу другой и пошли обратно — через полынное поле, в свое убежище за высотой. Они могли биться с любым, даже самым страшным противником. Но боя со всемогущими людьми, взрывающими самих себя, чтобы погубить своего врага, они принять не умели. Этого они одолеть не умели, а быть побежденными им тоже не хотелось».

В рассказе Платонова, по всей вероятности, отразился очерк Кривицкого «О 28 павших героях». Слова политрука Фильченко: «Товарищи! Я хочу сказать вам, что нам будет трудно. Я хочу сказать вам, что мы отойти не можем, мы будем биться здесь до самых своих костей…» напоминают «исторические слова» Клочкова: «Тридцать танков, друзья, придется нам умереть наверно. Велика Россия, а отступать некуда. Позади Москва».

Описание же кончины Цибулько очень схоже с описанием последних минут Натарова в поэме Тихонова: «На месте боя подразделения, которым командовал политрук Фильченко, остались видимыми лишь мертвые танки и один живой человек. Живым остался один Василий Цибулько; он понимал, что скоро умрет, но пока еще был живым. Он выполз на бровку шоссе, в стороне от места боя танков со своими товарищами, и видел почти все, что было там совершено.

Теперь он увидел, как с рубежа обороны подходила к шоссе рассыпным строем наша воинская часть. От кровотечения и слабости Цибулько то видел все ясно, то перед ним померкал свет, и он забывался.

Очнувшись, Цибулько рассмотрел возле себя людей и узнал среди них комиссара Лукьянова. Люди перевязали Цибулько, потом подняли на руки и понесли его к Севастополю. Ему стало хорошо на руках бойцов, и он, как мог, начал рассказывать им и Лукьянову, тоже несшему его, что видел сегодня. Но всего рассказать он не успел, потому что умолк и умер».

В рассказе «Одухотворенные люди» миф официальной пропаганды трансформируется в миф художественно-философский. Но при этом первичный миф воспринимался писателем как реальность. У Платонова танки — это тоже живые существа, только злые, которых герои-краснофлотцы превращают в мертвые, безопасные для жизни. Фильченко же и его товарищи, хоть и умирают, но своей смертью рождают новую жизнь. Их души воскреснут, как души людей, свершивших добрые дела. Они обретают высшую жизнь.

Напротив, немецкие солдаты, с которыми сражаются моряки-севастопольцы, больше напоминают бездушные существа, которые кажутся даже менее живыми, чем танки. Один из платоновских рассказов, написанный в 1943 году, вскоре после завершения «Одухотворенных Людей», так и назывался — «Неодушевленный враг». Там тема смерти, рождающей жизнь, звучит буквально с первых строк: «Смерть победима — во всяком случае, ей приходится терпеть поражение несколько раз, прежде чем она победит один раз. Смерть победима, потому что живое существо, защищаясь, само становится смертью для той враждебной силы, которая несет ему гибель. И это высшее мгновение жизни, когда она соединяется со смертью, чтобы преодолеть ее, обычно не запоминается, хотя этот миг является чистой, одухотворенной радостью». Немецкий солдат Рудольф Вальц, схватившийся в рукопашной схватке с героем рассказа в засыпанном взрывом окопе, «освобожден от сознания и от усилия собственной мысли». Как замечает Платонов, «у комара больше души и разума, чем в Рудольфе Вальце — живом или мертвом, все равно; комар живет своим усилием и своей мыслью, сколь бы она ни была ничтожна у него, — у комара нет Гитлера, и он не позволяет ему быть. Я понимал, что и комар, и червь, и любая былинка — это более одухотворенные, полезные и добрые существа, чем только что существовавший живой Рудольф Вальц. Поэтому пусть эти существа пережуют, иссосут и раскрошат фашиста: они совершат работу одушевления мира своей кроткой жизнью.

Но я, русский советский солдат, был первой и решающей силой, которая остановила движение смерти в мире; я сам стал смертью для своего неодушевленного врага и обратил его в труп, чтобы силы живой природы размололи его тело в прах, чтобы едкий гной его существа пропитался в землю, очистился там, осветлился и стал обычной влагой, орошающей корни травы».

Вальц, способный лишь транслировать человеконенавистнические идеи Гитлера, не достоин считаться одушевленным существом. Только после смерти природа способна очистить его и подготовить к грядущему воскрешению. В отличие же от Вальца, настоящие герои, будь то безымянный солдат из «Неодушевленного врага» или отважная пятерка из «Одухотворенных людей», не подвержены тлену и не нуждаются в посмертном очищении.

В рассказе о пяти моряках-севастопольцах Платонов пишет о бронированных машинах как о людях: «Танк круто рванулся вполоборота вокруг себя на одной гусенице и замер на месте: он подчинился смертному судорожному движению своего водителя»; «Фильченко близко от себя увидел живое жаркое тело сокрушающего мучителя»; «боец… закричал на машину страшным голосом, забыв, что ему внимать там не будут, потом резко и точно запустил бутылку в смертоносное тело машины и обрадовался пламени пожара»; «Цибулько вслушался сквозь скрежет гусениц и дребезг стальных кузовов в частое мелодичное дыхание дизель-моторов и произнес самому себе: «Эх, и все это против меня! Здравствуйте, инженер Рудольф Дизель! Я на вас не обижаюсь, я уважаю вас за великое изобретение двигателя, я — Цибулько, простой краснофлотец, но великий человек!»» Герои-севастопольцы — это высший сорт человечества, люди как боги. Ниже их — одушевленные машины, с которыми краснофлотцы даже разговаривают, как с живыми. Техника не виновата, что ее используют в злодейских целях. И на самой низкой ступени находятся солдаты-немцы, неодушевленные существа, мертвые еще при жизни. Отважные же моряки, по мысли Платонова, могут драться с врагом и после смерти. Паршин утверждает: «И костями можно биться. Рванул из скелета — и бей». Так он откликается на слова Фильченко: «Мы будем биться здесь до самых своих костей…» А Одинцов призывает: «Пошли на смерть! Лучше ее теперь нет жизни!» Смерть становится лучше жизни, поскольку только смерть может остановить продвижение врага и дать героям новую, чистую жизнь в грядущем существовании.