Инго Мебиус - Убийца танков. Кавалер Рыцарского Креста рассказывает

23 февраля 1943 года Роммель был назначен главнокомандующим группы армий «Африка». В ходе боевых действий в Тунисе ему удалось одержать ряд побед, правда, куда менее значительных. Если говорить начистоту, у немцев просто не хватало сил. И когда поражение немцев стало лишь вопросом времени, Роммеля освободили от должности главнокомандующего. 6 марта 1943 года он покинул Северную Африку, и на сей раз навсегда.

А его «африканцы» продолжали сражаться еще до 13 марта 1943 года. В тот день в Тунисе сложили оружие последние части немцев под командованием генерал-полковника Ганса-Юргена фон Арнима, сменившего Роммеля на посту главнокомандующего. 230 000 немецких и итальянских солдат оказались в плену. В Тунис направили не только многочисленные силы для создания там плацдарма, но и Гитлер категорически запретил отвод упомянутых сил даже когда всем и каждому стало ясно, что поражение неминуемо.

После снятия с должности главнокомандующего африканскими силами Роммелю 11 марта вручили бриллианты к Рыцарскому кресту. В Германии об этом узнали в связи с капитуляцией немецких войск в Тунисе, естественно, это стало для многих шоком.

Март 1943 года ознаменовал новый этап не только для Роммеля, но и для его самого младшего из кавалеров Рыцарского креста. Гюнтер Хальм, завершив отпуск на родине, направлялся в Ландау, в часть резерва.

«Когда я делал пересадку в Маннгейме, мне вдруг показалось, что я не в Германии, а за границей. Повсюду звучал непонятный пфальцский диалект, и трудно было сразу ответить впопад, если к тебе кто-нибудь из местных обращался с вопросом. Ландау — живописный городок среди виноградников у края Пфальцского леса. Насколько помнится, там, кроме казармы 104-го резервного мотопехотного батальона, расположена и казарма артиллеристов. Наш батальон состоял, не считая управления, из трех рот. Меня зачислили в 3-ю роту, и я разместился в комнате, которую прежде занимал обер-ефрейтор Йохен Рипе.

В батальоне всего было трое кавалеров Рыцарского креста: майор Эле, командир 1-й роты, гауптман Райсман и я. Мы хоть иногда и общались, но, безусловно, были людьми разного круга, к тому же и различных воинских званий. Майора Эле нечасто можно было увидеть на казарменном дворе».

Курт Эле получил Рыцарский крест 27 июля 1941 года в звании гауптмана, командира 1-й роты 15-го батальона стрелков-мотоциклистов, действовавшего в составе 15-й танковой дивизии. Он блестяще зарекомендовал себя со своим батальоном в ходе наступления британцев в июне 1941 года, сумев предотвратить прорыв войск противника. В июле 1942 года Эле был тяжело ранен и по истечении длительного периода лечения находился в составе резерва в Ландау.

Вернер Райсман был удостоен Рыцарского креста 28 июля 1942 года в звании гауптмана и командира 3-го батальона 104-го мотопехотного полка. 31 мая 1942 года Райсман со своим батальоном сумел овладеть важным пунктом — крепостью Год Эль Уалеб.

«Меня назначили командиром группы и дали в подчинение 10 мальчишек, пришедших в армию прямо со школьной скамьи. Они оказались ребятами что надо, и в нашей группе царил дух товарищества. Между старыми вояками и теми, кто только-только явился из казармы, всегда большое различие. Наш командир взвода фельдфебель Вайс был, надо сказать, крутоват. Пока я находился в Ландау, его отправили на фронт, но уже очень скоро по здоровью вновь направили сюда, где он продолжил службу инструктором.

Я со своими ребятами слишком уж сурово не обходился. И, надо сказать, это не прошло бесследно — я подписал всем характеристики на кандидаты в офицеры и все они впоследствии получили офицерские звания.

Однажды в субботу во второй половине дня мне было приказано подучить группу уже немолодых новобранцев правилам отдания воинской чести, их было человек 20, всем под 40 лет, то есть намного старше меня. Я прогнал одного за другим мимо себя, ну, а потом распустил по кубрикам. Первое, они мне в отцы годились, второе — считаю, что в разгар войны муштровать кого-то, как правильно отдавать честь, — согласитесь, просто смешно.

По вечерам мы собирались в нашем любимом гаштете, где милая добродушная хозяйка поила нас вином и угощала вкуснейшим сыром. И вот под винцо мы перебрасывались в скат или играли партию-другую в шахматы.

Потом пришло время сдачи спортивных норм. Я из 25 положенных очков набрал всего лишь 5, и меня отстранили от курсов. Организм мой еще не пришел в себя, отеки никак не желали сходить. Стиснув зубы, я стал усиленно тренироваться. Если позволяли время и погода, мы играли в ручной мяч или купались. И уже на следующей проверке в августе я набрал аж 35 очков!

Присвоение унтер-офицерского звания праздновали обычно в каком-нибудь гаштете в Эденкобене. Нелегкое это было испытание, доложу вам. Кандидату полагалось стоя на столе без отрыва выпить полную пивную кружку вина. И не просто вина, а «сдобренного» горчицей, перчиком и солью и черт знает еще чем. После того, как кружка была пуста, ему к всеобщему веселью предстояло перепрыгивать через шашки наголо. Жестокие испытания, что скажешь, но разве сама война не жестока? И кто знает, вернешься ты домой живым и здоровым?

С ротным фельдфебелем я был в наилучших отношениях. По вечерам мы не раз сиживали в гаштетах, причем случалось, что возвращаться в казарму приходилось на нетвердых ногах. А однажды я буквально приволок фельдфебеля в казарму. А в казарме он прямиком направился в туалет, где заснул, прямо сидя на толчке, к тому же запершись на задвижку. В моем состоянии (я ведь тоже был как следует навеселе) было совсем не просто перелезть через стенку кабинки, разбудить его, доставить к нему в кубрик и уложить спать. На следующее утро я явился на службу с опозданием. В результате мне приказали явиться к фельдфебелю (моему вчерашнему собутыльнику) при полной форме, включая каску. Фельдфебель для проформы устроил мне подобие разноса, а потом, улыбнувшись, велел снять каску. «Ну, и куда мы сегодня вечером отправимся?» — осведомился он. Даже на войне, в общем, житуха солдатская веселая, если друг друга понимаешь. Хотя нельзя исключать, что от всего этого попахивало юмором висельника…

Серьезность войны ждать долго не заставила. Меня откомандировали в Бергцаберн. На похороны. Мне предстояло нести подушечку с Рыцарским крестом фельдфебеля Крафта. Я и не подозревал, каким тяжким бременем может оказаться обычная орденская подушка, если она у тебя в руках часа два. Сначала отпевание в церкви, потом проход через весь город до самого кладбища по улицам, заполненным людьми…

Камрад Крафт со всеми полагающимися почестями был похоронен на местном кладбище. Партийные фюреры, члены городского совета, представители церкви и вермахта пришли отдать последние почести Крафту. Увы, но подобных церемоний удостаивались очень не многие, большинству суждено было обрести последнее пристанище на чужбине под скромным березовым крестом в присутствии узкого круга самых близких боевых товарищей, а нередко быть преданным земле противником. Чаще всего покойного заворачивали в брезент и укладывали даже не в могилу, а просто в неглубокую, не глубже метра, наспех вырытую ямку. Разве могли знать на родине обо всех невзгодах и трагедиях войны?»