Николай Головин - Россия в Первой мировой войне

Этот вывод вполне совпадает с авторитетным утверждением генерала Маниковского, что война потребовала от Русской армии (114,5 линейной дивизии) в два раза большего артиллерийского вооружения, нежели это было предположено.

Из 114,5 пехотной дивизии Россия сосредоточила против Германии и Австро-Венгрии 94,5 пехотной дивизии. Остальные дивизии остались на Кавказе против ожидавшегося выступления Турции, а также для наблюдения за прочими границами империи.

Но сосредоточение этой 94,5 дивизии сильно растягивалось во времени:

Из этой таблицы мы видим, что полное сосредоточение Русской армии на западном театре России продолжалось 2–3 месяца, в то время как германская и австро-венгерская армии, предназначенные для действий против России, могли быть уже развернутыми к 15-му дню мобилизации.

На деле произошло некоторое запоздание в сосредоточении австро-венгерской армии ввиду предпринятого монархией Габсбургов нападения на Сербию. Но это запоздание измерялось днями, а не месяцами.

Как известно, Германия решила большей частью своих сил обрушиться с началом войны против Франции. Против России с первых же дней войны находилось не менее 20 пехотных дивизий [118] Согласно приложению № 1 ко II тому «Истории мировой войны», издаваемой Германским имперским архивом (Reichsarchiv; Dei Weltkrieg; Zweiter Band; Verlegt bei Muttler und Sohn, Berlin, 1925), эти силы состояли: а) 1-я, 2-я, 35-я, 36-я, 37-я, 14-я, 1-я рез., 3-я рез., 35-я рез., 36-я рез., 3-я ландв., 4-я ландв., дивизии; б) дивизии генерал Бродрюка, ландверных и эрзац-бригад: 1-й, 2-й, 6-й, 9-й, 70-й бригады генерала Унгерна, бригады генерала Гайдука, Лаценский отряд полк. Буса — всего силы, равные 17 линейным дивизиям. Но, кроме этого, имелись еще ландверные и эрзац-войска, оставшиеся в крепостях: Познани, Торне, Кульме, Грауденце, Мариенбурге, Кенигсберге. Эти части начали формироваться с первых же дней войны. Генерал Бюа в своей книге «L'armee allemande pendant la guerre 1914–1918» определяет величину всех сил, оставленных Германией против России (для активных действий и в крепостях), равной: 6 полевым, 3 резервным, 8 эрзац и 9 ландверным дивизиям — итого 26 пехотным дивизиям. Полагая, что некоторые из этих частей окончили свое формирование через месяц, мы считаем, что общие размеры сил, оставленных немцами на их Восточном фронте, должны оцениваться не менее как в 20 пехотных дивизий. .

Начавшиеся уже военные действия против Сербии задержали несколько, как мы только что говорили, развертывание всех предназначенных против России австро-венгерских сил, которые в итоге достигали 37 1/ 2пехотной дивизии, 2 ландштурмных дивизий и 13 ландштурмных бригад, что составляло в общем силы, равные 46 пехотным дивизиям {245} 245 Reichsarchiv; Der Weltkrieg 1914–1918; Zweiter Band, g. 336. .

Действительную боевую силу австро-венгерской пехотной дивизии можно считать равной в силе русской пехотной дивизии. Измеряя же эту величину в принятых нами единицах, мы получим, что действительная боевая сила австро-венгерской пехотной дивизии равнялась, подобно русской, половине этой единицы.

Таким образом, общая боевая сила немецких и австро-венгерских войск, участвовавших в первых боевых операциях 1914 г. против России, должна быть оценена так:

Германия … 20 … 15 [119] В числе действовавших против России германских сил были не только полевые, но также резервные дивизии и ландвер, имевшие, как мы говорили выше, менее сильное артиллерийское вооружение, нежели полевые дивизии, поэтому мы, согласно точному исчислению, уменьшили общую силу немцев, выраженную в «единицах счета», до 15.

Австро-Венгрия … 46 … 23

Итого … 66 … 38

Сравнивая данные этой таблицы с данными предыдущей, мы видим, что Россия при полном напряжении могла выставить против объединенных сил центральных держав равные силы только к концу 2-го месяца.

Между тем, по мнению, получившему всеобщее распространение не только в обывательских кругах, но и в правительственных, Россия представлялась таким колоссом, что ей стоило лишь слегка пошевелиться, дабы раздавить в начале 1914 г. находившиеся против нее неприятельские силы. Что такое мнение господствовало даже в верхах наших союзников французов, свидетельствует следующая телеграмма от 4/17 сентября 1914 г. русского посла в Париже Извольского. В этой телеграмме (Цитировано Циховичем: Стратегический очерк войны 1914–1918гг. Ч. 1. С. 62–64.), адресованной министру иностранных дел, говорится: «Роли союзных французской и русской армий по отношению к Германии сейчас определяются следующим образом: французы наступают, имея против себя 5/ 6германских сил, а мы, как явствует из последних официальных телеграмм, остановились перед 1/ 6этих сил. Объясняется это, конечно, тем, что мы имеем дело с двумя противниками, из коих Австрия выставила все, что имела. Полное поражение, нанесенное нами Австрии, приветствуемое здесь самым восторженным образом, но как в публике, так и в военных кругах убеждены, что Россия достаточно могущественна, чтобы справиться одной с 1/ 6германских сил независимо от операции против Австрии… Я не считаю себя вправе умолчать об этой критике, не предупредив Вас о назревающем, может быть, недоразумении, чтобы не сказать — противоречии, между нами и французами, которые убеждены, что в настоящую минуту Франция почти одна выдерживает натиск германского колосса…»

Переоценка нашей силы лежала и в основе нашего плана войны. Вместо того чтобы сосредоточить все свои усилия против одного из наших врагов с тем, чтобы, разбив его, перебросить главную массу войск для одержания победы над другим, Сухомлинов и его сотрудники задаются целью сразу же наносить решительные удары по австро-венгерским армиям, сосредоточившимся в Галиции, и по немецким силам, оставленным в Восточной Пруссии, то есть по двум расходящимся операционным линиям. Такая переоценка своих сил русским Генеральным штабом привела к естественному следствию: наши союзники — французы сразу же стали предъявлять России совершенно непосильные требования. Ярким доказательством такого отношения могут служить те телеграммы, которые передавались в первые месяцы войны русским военным агентом (графом Игнатьевым) в Париже, а также те заявления, которые делались от имени французского правительства его послом в Петрограде.

1 августа, т.е. в день объявления Германией войны России, в телеграмме нашего военного агента говорилось, что французский военный министр «совершенно серьезно полагал возможным для нас вторжение в Германию и движение на Берлин со стороны Варшавы». Это требование французского правительства в переводе на стратегический язык означало следующее: к существовавшим уже двум операционным линиям (в направлениях на Галицию и на Восточную Пруссию) прибавлялась еще третья — Варшава-Берлин. При существовавшем в действительности соотношении сил подобная просьба была в полном смысле слова равносильна требованию от России самоубийства.