Николай Головин - Россия в Первой мировой войне

Интересно проследить по мемуарам самого военного министра Поливанова, как он относился к вопросу о смене Великого князя. В этих мемуарах генерал Поливанов является противником смены. Он рассказывает, как он старался ее предотвратить, и нет основания заподозривать искренность его записей.

Но как же тогда совместить его доклады в Совете министров? Ведь они являются тем маслом, которое все время подливалось в огонь.

Мы уже говорили выше о том психологическом явлении, которое наблюдалось не только на русском, но на других фронтах: пессимизм растет по мере удаления от боевых линий. Общее отступление наших армий вызывает панику в тылу и в том числе в Совете министров. О паническом настроении самого генерала Поливанова свидетельствует один поразительный факт. В заседании Совета министров 12 (25) августа, рассказывая о своей поездке в Ставку с письмом Государя к Великому князю, в котором писалось о смене Верховного главнокомандующего, генерал Поливанов говорит {269} 269 Яхонтов А.Н. Тяжелые дни // Архив революции. Т. XVIII. С. 66. :

«Должен сознаться, что я отправлялся в Ставку с весьма смутным чувством, отнюдь не будучи уверен в благополучном исходе моей миссии. К счастью, мои опасения не оправдались. Великий князь, как я подозреваю по некоторым признакам, уже был предупрежден об ожидающейся перемене, но не знал, в какой форме она произойдет, и, по-видимому, боялся худшего. Прочтя письмо, Его Высочество обрадовался и принял меня как вестника милости необычайной. Ни о какой возможности сопротивления или неповиновения не может быть и речи».

Каждому бывшему в те времена на фронте хорошо известно, что не было абсолютно никаких данных опасаться какого бы то ни было переворота. Кроме того, рыцарский и лояльный характер самого Великого князя должен был бы заставить откинуть всякое опасение подобного рода. Между тем из слов генерала Поливанова видно, что он именно опасался неподчинения Великого князя повелению Государя императора, т.е., по существу дела, переворота. Такое опасение могло родиться только в панически настроенном воображении.

Таково было настроение лишь непосредственно стоявших у власти. Посмотрим теперь, как переживалось наше отступление в общественных и обывательских кругах. Для оценки этого настроения может послужить чрезвычайно ценный документ, найденный в личном архиве императора Николая II {270} 270 Монархия перед крушением. 1914–1917. М., 1927. . Это доклад членов Военно-морской комиссии Государственной думы, поданный Государю в августе 1915 г. Доклад не помечен датой, но, судя по упоминанию о сдаче Ковно, он не мог быть представлен ранее чем в августе 1915 г. Вместе с тем он, как видно из текста, относится к тому времени, когда Верховным главнокомандующим был еще Великий князь Николай Николаевич. Таким образом, этот доклад выражает собой настроение руководящих общественных кругов как раз в тот момент, когда наверху назревала смена Верховного главнокомандования. Полностью текст этого доклада воспроизведен в приложении № 1 к настоящей главе.

Из этого доклада можно убедиться, что наши общественные круги переживали отступление наших армий в глубь страны с большим спокойствием, нежели само правительство. На них сильное впечатление производит не самый факт отхода, а те причины, которые его вызвали. На первом месте среди этих причин ставится катастрофа в боевом снабжении. Поэтому красной нитью проходят в докладе осуждение правящих верхов и стремление общественности захватить руководство тыловой работой в свои руки. Правда, последняя мысль не высказывается прямо. Составители доклада ходят около нее окольными путями, высказывая ее наиболее ярко только в вопросе о рытье окопов внутри страны.

Но тем не менее эта мысль является лейтмотивом всего доклада. Нужно помнить, что разбираемый нами доклад совпадает с начальным периодом промышленной мобилизации, поднятой общественными же кругами.

Внимательно изучая доклад, нельзя не заметить, что он весь представляет собой сложный переплет действительно серьезных обвинений правительства и Главнокомандования с указанием на упущения более чем ничтожного характера. Таким прямо комическим моментом в трагическом тоне доклада является, например, упоминание о «потрясающей речи одного из членов Государственной думы» о плохом укреплении Пскова.

Но все эти отклонения доклада от серьезного тона свидетельствуют о той тревоге, которая распространяется в стране. Несомненно, что нервность этого настроения и привела к малой отчетливости редакции его основной мысли. Насколько форма доклада не отвечает его содержанию, лучшим примером может служить его конец. Этот конец говорит о том, что «только непререкаемой Царскою властью можно установить согласие между Ставкою Великого князя, Верховного главнокомандующего и правительством». Император Николай II, прочитав доклад, имел полное право сделать логический вывод о том, что русские общественные круги желают, чтобы монарх в своем лице совместил управление страной и Верховное главнокомандование.

Несомненно, что удаление Великого князя Николая Николаевича обуславливалось также и влиянием, идущим из непосредственного окружения императора. Напечатанные ныне письма императрицы Александры Федоровны не оставляют в этом сомнения. Но мы настаиваем на том, что под влиянием революционных настроений эта смена слишком исключительно приписывалась влияниям личного характера. Несомненно, что общие причины в вопросе смены Верховного главнокомандующего имели на Государя большее влияние, чем личные мотивы, и нет никаких оснований заподозрить искренность слов Государя, объявившего свое вступление в командование армией желанием лично стать во главе войск в минуты катастрофы.

Смена Верховного главнокомандующего произошла 23 августа. Верховным главнокомандующим стал Государь с начальником Штаба генералом Алексеевым. По существу говоря, последний и становился теперь Верховным главнокомандующим. Это понимала вся армия, и это в известной степени примирило с происшедшей переменой, так как высшие лица Штаба Великого князя Николая Николаевича были крайне непопулярны.

Какое впечатление произвела эта смена на самую армию?

«Этот значительный по существу акт, — пишет генерал Деникин в своем труде «Очерки русской Смуты» {271} 271 Деникин. Очерки русской Смуты. Т. I. С. 34. , — не произвел большого впечатления. Генералитет и офицерство отдавали себе ясный отчет в том, что личное участие Государя в командовании будет лишь внешнее, и потому всех интересовал более вопрос: кто будет начальником Штаба?