Юрий Арзамаскин - Тайны советской репатриации

Бельгия — 28 456

Норвегия — 84 782

Болгария — 3682

Югославия — 26 052

Греция — 1402

Албания — 824

Палестина — 205

Дания — 11715

Голландия — 241

Австрия — 379 929

Венгрия — 3259

Швейцария — 10 643

Чехословакия — 40 655 человек

Кроме того, в западных районах СССР оказалось 1 153 475 человек, угнанных немцами из других советских районов {10} 10 ГАРФ, ф. 9526, оп. 4а, д. 1, л. 19. .

Уже с весны 1944 г. на восток началось движение колонн десятков тысяч людей: мужчин, женщин и даже детей, которые со слезами на глазах и криками радости приветствовали встречавшихся им на пути советских солдат. Они двигались преимущественно пешком, некоторые со своим небогатым скарбом — на подводах и велосипедах. Многие выглядели измождёнными и больными. Это возвращались домой советские граждане — бывшие военнопленные Красной Армии и гражданское население, угнанное на работы в Германию, все те, кого вихри событий против их собственной воли забросили в центр Европы. Все они торопились на Родину, ждали и одновременно боялись встречи с ней, не зная, как она их примет.

Уже сам по себе вопрос, сама постановка проблемы была для большинства тяжёлым и мучительным испытанием. И как ни тянуло, как ни манило на Родину, многим не давало покоя предположение (или уверенность), что скорее всего встретят их сурово, как «предателей», «изменников», «преступников». Об этом же неустанно твердила сначала немецкая, а потом и англо-американская пропаганда. В то же время многие себя в чём бы то ни было виноватыми не считали, верили, что их не посадят, — не за что [7] В.Н. Земсков приводит следующие данные: среди «восточных рабочих» твёрдых возвращенцев было не менее 70%, невозвращенцев — около 5%, остальные 25% составляли так называемые колеблющиеся (в большинстве своём они были не против возвращения, но боялись репрессий). Примерно такое же соотношение наблюдалось и среди военнопленных. «Западники», однако, в большинстве своём не разделяли той странной уверенности, что в Союзе «ни за что не сажают». Лишь 15% их твёрдо решили вернуться на Родину. Примерно столько же было среди них и твёрдых невозвращенцев, колеблющихся — не менее 70%. См.: Земсков В.Н. К вопросу о репатриации советских граждан 1944–1951 гг. // История СССР. 1990. № 4. С. 27. .

Но была и другая категория советских граждан, которые совершенно точно себе представляли, что их ждёт по возвращении в Советский Союз. Многие из них, кто по идейным, кто по шкурным соображениям, а кто просто спасая собственную жизнь, в годы войны с оружием в руках сражались на стороне немцев с Красной Армией, работали в органах немецкой администрации на временно оккупированной территории СССР, участвовали в карательных и полицейских акциях против партизан и мирного населения. Кто-то пытался скрыться от сталинских чекистов в западных зонах оккупации Германии, а кто-то, рассудив, что в суете и неразберихе послевоенного времени проще будет затеряться на необъятных просторах Советской страны, вместе с толпами обычных репатриантов двигался на восток {11} 11 См.: Захаров В.В., Филипповых Д.Н., Хайнеман М. Материалы по истории Советской военной администрации в Германии в 1945–1949 гг.: Научно-справочное издание. Вып. 2. М., 1999. С. 265. .

Таким образом, советские государственные и военные органы сразу же столкнулись с большой организационной, политической и социальной проблемой: надо было собрать, учесть, накормить и разместить сотни тысяч людей, организовать их проверку и фильтрацию, наконец, отправить по назначению в СССР. И экономика, и политика требовали одного и того же: всех, и особенно трудоспособных, — домой, на социалистическую Родину, на коммунистический труд. Не менее важной была и политическая задача: допустив зачатие, не допустить рождения новой, враждебной советскому режиму послевоенной эмиграции.

Среди первых своих граждан на уже освобождённых территориях оказались «бывшие военнослужащие Красной Армии, находившиеся в плену и окружении противника». Их судьба была неразрывно связана с той официальной государственной политикой, которая формировалась и проводилась в отношении данной категории военнослужащих накануне и в годы Великой Отечественной войны.

В 30-е годы негативное отношение государства к плену и военнопленным проявилось в антиправовой политике, когда отечественное право стало рассматривать нахождение в плену как измену Родине, т.е. как особо опасное государственное преступление. Это нашло своё отражение в принятом 8 июня 1934 г. ЦИК СССР Законе «Об измене Родине». В окончательной редакции Уголовного кодекса РСФСР, действовавшего в годы Великой Отечественной войны, статья 193–22, предусматривавшая ответственность за нахождение в плену, давалась в следующей формулировке: «Самовольное оставление поля сражения во время боя, сдача в плен, не вызывавшаяся боевой обстановкой, или отказ во время боя действовать оружием, а равно переход на сторону неприятеля влекут за собою — высшую меру социальной защиты с конфискацией имущества» {12} 12 Уголовный кодекс РСФСР / С изменениями на 1 августа 1941 г. М., 1941. С. 105. .

Сталинская пропагандистская машина, используя различные средства и методы психологического воздействия на общественное сознание, пыталась сформировать резко выраженное негативное отношение к плену и военнопленным. Пленные фактически рассматривались как предатели, изменники Родины, как военные преступники, независимо от обстоятельств, при которых они попадали в плен {13} 13 См.: Военная присяга Красной Армии. М., 1940. С. 24. .

Сегодня известно, что именно в первые месяцы войны сотни тысяч бойцов и командиров Красной Армии оказались в немецком плену [8] Первые данные, приведённые в ноябре 1941 г. командованием вермахта, говорят о взятии на Востоке немецкими войсками за период с 22 июня по 20 ноября 3 725 600 пленных. Совинформбюро расценило эти данные как «смехотворные измышления гитлеровских “фальшивомонетчиков” о потерях советских войск». См.: Сообщения Советского информбюро (июнь — декабрь 1941 г.). М, 1941. Т. 1.С. 11. . Суждения по этому поводу многократно высказывались и высказываются как нашими, так и зарубежными учеными-историками. Так, зарубежные историки Е. Андреева, Н. Бетел, М. Назаров и другие связывают массовую сдачу красноармейцев в плен с нежеланием советских бойцов и командиров защищать сталинскую государственную систему {14} 14 См.: Андреева Е. Генерал Власов и Русское освободительное движение. Лондон, 1990. С. 179–180; Bethell N. The Last Secret: Forcible Repatriation to Russia 1944–1947. London, 1974; Назаров М. Накануне 41-го: надежды и иллюзии // Родина. 1993. № 7. С. 75 и др. .

Однако наиболее профессионально, на наш взгляд, объяснил причины появления огромного количества военнопленных среди советских военнослужащих в начальный период войны доктор исторических наук, профессор М.А. Гареев. По мнению этого известного военного историка, основными причинами, приводившими к пленению советских воинов в 1941 г., были: отсутствие оружия, с помощью которого можно было защищаться; неясность с обстановкой и растерянность в сложных условиях боя; боязнь ответственности; действия в тылу многочисленных диверсионных групп; страх смерти в случае продолжения сопротивления; наконец, неприятие советского строя, оправданные или неоправданные обиды, нанесённые этим строем, и др. {15} 15 См.: Гареев М.А. О мифах старых и новых // Военно-исторический журнал. 1991. №4. С. 45. Такой же точки зрения придерживается и другой российский учёный — доктор исторических наук, профессор М.И. Семиряга {16} 16 См.: Семиряга М.И. Судьбы советских военнопленных // Вопросы истории. 1995. № 4. С. 20. .