Валерий Шамбаров - Последняя битва императоров. Параллельная история Первой мировой

Сталин во время войны опять нередко поступал противоположно царю. Николай II не хотел подвергать подданных лишениям, позволял тылу жить вполне мирно. Не вмешивался в дела промышленности и хозяйства, оставил их в ведении министров, дал широкие полномочия ВПК, Земгору. Сталин немедленно перевел страну на военное положение. Мобилизовал экономику и лично контролировал ее, возглавив Государственный Комитет Обороны. Царь держал себя очень лояльно по отношению к союзникам. По возможности, шел навстречу их требованиям, а то и капризам. А сам в случае какой-либо нужды выступал довольно вежливым просителем. Сталин тоже строго выполнял союзнические обязательства. Но обращался с западными партнерами твердо. Считал их должниками России, а себя — вправе предъявлять им решительные требования. Наоборот, вынуждал их быть скромными просителями, и это оказывалось гораздо эффективнее. Слушались, соглашались. Даже не пытались заноситься, как прежде. Авторитет России в антигитлеровской коалиции был куда выше, чем в составе Антанты.

Немцы, как и в прошлой войне, делали ставку на внутренний раскол нашей страны. Использовали остатки троцкистской и бухаринской оппозиции, прибалтийских, украинских, крымских, кавказских националистов, обманами привлекли к себе многих казаков, создавали формирования власовцев. Они достигли куда больших успехов, чем в Первую мировую, в германских войсках служило 800 тыс. советских граждан! Но взорвать государство не удалось. Патриотические устои оказались прочнее, а попытки разрушительной работы сурово пресекались. Мог ли кто-нибудь на советских заводах призывать к забастовкам, а в армии вести пораженческую агитацию? Вместо расшатывания шло сплочение, и цифры говорят сами за себя. Если в 1941 г. в плен попало 3,9 млн. солдат и офицеров, в первой половине 1942 г. 900 тыс., то за остальные 3 года войны 650–900 тыс.

Просчеты Первой мировой не повторялись, зато лучшее перенималось. В Красной армии была принята «ячеечная» система обороны, цепочки одиночных окопов. Тимошенко, Конев, Рокоссовский, начальник инженерных войск Западного фронта Галицкий, принялись вместо этого внедрять прочные траншейные позиции. Назначали инструкторами солдат и офицеров, которым довелось строить оборонительные рубежи в прошлой войне. Рыбалко при формировании своей танковой армии лично учил командиров, как правильно оборудовать траншеи, блиндажи, укрытия от артогня. По опыту школ прапорщиков были созданы курсы младших лейтенантов, начали готовить командные кадры из отличившихся солдат и сержантов. Возродилась гвардия, лучшим полкам и соединениям присваивали звания гвардейских. Появились суворовские и нахимовские училища по образцу кадетских школ. Менялась форма, на плечи воинов вернулись погоны. Вернулась Георгиевская лента на орденах Славы.

Воевал и опыт тех, кого уже не было в живых. В Финском заливе почти без изменений применили план минных постановок, разработанный Эссеном и Колчаком, он сыграл решающую роль в морской обороне Ленинграда. А при подготовке Львовско-Сандомирской операции маршал Конев затребовал из военно-исторического отдела генштаба материалы по Брусиловскому прорыву. Чтобы преодолеть мощную позиционную оборону врага, во многом повторил указания Брусилова — меры по обеспечению скрытности, по подготовке командиров и личного состава, по организации артиллерийского наступления, разведке. Точно так же, как в 1916 г., батареи выдвигались в последний день, точно так же вели пристрелку отдельными орудиями, командиры рот и батарей получали детальные «карты-бланковки» своих участков с обозначенными объектами и целями. Брусиловский опыт с картами оказался настолько удачным, что его потом использовали во всех операциях до конца войны.

Укрепляя фронт, советское командование обратилось к созданию новых казачьих соединений. Они формировались, как в старину. Генералы Горшков, Кириченко и другие ехали по донским, кубанским станицам. К ним стекались седые бородачи, приводили сыновей, племянников, а то и внуков, колхозы давали коней. Дрались героями. 52-летний казак Недорубов сам сформировал сотню, в боях на Кагальнике собственноручно перебил больше 70 гитлеровцев, стал Героем Советского Союза. В сражениях за Кавказ вывозили тяжелораненых казаков, машины кидало и трясло по разбитым дорогам, и чтобы не кричать от боли, они запевали казачьи песни… Было создано 17 кавалерийских корпусов, в 1943 г. их свели в 8, но укрупнили, усилили зенитками, артиллерией, стали придавать им танковые части, и возникли конно-механизированные группы — такие соединения готовились создавать еще в 1917 г., да не успели. Все 8 корпусов заслужили звания гвардейских.

Вновь прославились и пластуны. На Кубани из добровольцев была сформирована 9-я пластунская дивизия П. И. Метальникова. Генерал Штеменко описывал ее: «Бойцы — молодец к молодцу, много бравых добровольцев с Георгиевскими крестами на груди». В боях за Тамань и Крым дивизия показала настолько высокие боевые качества, что была взята под контроль Сталиным и использовалась только по указаниям Ставки. А Борис Полевой, посетивший ее в Галиции, рассказывал про «дядьку» Ивана Екотова Он командовал взводом связи, а по совместительству вел работу с молодым пополнением. Полевой записал его беседу:

«Было раз еще в ту, царскую войну, когда ваши папы и мамы еще под стол пешком ходили, было такое дело. Надо было взять вражью крепость. Она вот тут вот где-то недалеко. Пошла стрелковая дивизия в атаку, а из крепости по ней «максимы»: та-та-та. Отбита атака. Пошли снова. И опять отбита. Стоит эта крепость, и ни черта ей не делается, как его там достанешь, австрияка?… У них каждая травиночка в предполье пристреляна была… Ну видит начальство такое дело и посылает оно нас, казаков. С вечера нас офицеры с головы до ног осмотрели: как и что, не бренчит ли что, не валюхается, а как ночь сгустелась, мы и поползли. Гренадеры наши на другой стороне крепости пальбу открыли, а мы молча, тишком. Еще в предполье бешметы скинули, разложили их, будто цепь залегла, а сами дальше… Проходы в проволоке проделали, и все молча. Расчет такой: утром, как рассветет, они с укреплений беспременно бешметы наши заметят. Ага, мол, вон где цепь, и начнут по ним палить. А мы ползем да примечаем, где у них офицерский блиндаж, где пулемет, где орудие, и врага себе по плечу выбираем. Когда солнышко поднялось, заметили австрияки наши бешметы, и ну по ним палить. Палят, а мы уже у самого вала. Тут господин офицер свисток дает. Ура-а! До их траншеи два шага. Они ахнуть не успели, а мы уже кинжалами орудуем… Вот, зеленые, что это есть, пластуны». Замполит пояснил писателю, что потери во взводе Екотова всегда были самыми маленькими.