Валерий Шамбаров - Последняя битва императоров. Параллельная история Первой мировой

Но положение оставалось критическим. На рейде стояли заградители с полными комплектами мин, достаточно было попадания в любой из них, чтобы взрыв потопил все ближайшие корабли, порушил порт и город. Спас ситуацию командир дозорного дивизиона эсминцев капитан II ранга Головизнин. Его «Лейтенант Пущин» ринулся в атаку, за ним «Живучий» и «Жаркий»… Это выглядело просто самоубийством. Три маленьких кораблика устаревшей постройки, стреляя из малокалиберных пушчонок, пошли на гигантский крейсер. Но Головизнин добился чего хотел, «Гебен» перестал бить по городу и порту, перенес огонь на него. Были попадания в кубрик, в рубку, дыра зияла под носовой трехдюймовкой, но развороченный и горящий миноносец продолжал идти на врага. Снаряды сбили его трубы, он замедлял ход. Все же пустил торпеду издалека, без шансов попасть. И «Гебен»… струсил. Испугался отчаянной атаки подбитого миноносца, а следом приближались еще два. Да и батареи береговой обороны оправились от неожиданности, их снаряды ложились все ближе. «Гебен» развернулся и стал уходить.

Самым обидным оказалось то, что вражеский корабль безнаказанно прогулялся… по минным заграждениям. Они имели систему централизованного электрического включения, и их обесточили — ждали возвращения «Прута». Офицер, ведавший главным рубильником, оказался тупым педантом, без приказа не включал. А пока в суматохе спохватились, «Гебен» уже сошел с минных полей. Ведь бой шел всего 25 минут. На «Лейтенанте Пущине» было 7 убитых и 11 раненых, на батарее Хрулева 6 убитых и 12 раненых, в Морском госпитале погибло 2 и было ранено 8 человек. Но дело этим не кончилось. Из Ялты шел практически беззащитный заградитель «Прут». По счастью, он не успел взять на борт злополучный батальон, и «Гебен» встретил его у мыса Фиолент. Вот такая добыча Сушона вполне устраивала, он потребовал от «Прута» сдаться. Его командир лейтенант Рогусский отказался. «Гебен» открыл огонь с дальней дистанции, ничем не рискуя, как по мишени. Разрывы вызвали пожар, а на борту «Прута» было 750 мин. Рогусский приказал команде спасаться, а сам остался на корабле и открыл кингстоны.

С ним остался и судовой священник, иеромонах Бугульминского монастыря о. Антоний (Смирнов). Моряки кричали ему, чтобы прыгал, предлагали место в шлюпке. Но часть шлюпок разбило при обстреле, люди гроздьями цеплялись за борта уцелевших, и о. Антоний не хотел отнимать у кого-то шанс на жизнь. Он успел надеть ризу, один стоял на палубе тонущего корабля, благословлял матросов, подняв Евангелие. Потом, исполняя долг до конца, пошел искать Рогусского для последней исповеди. «Прут» пошел на дно. Но наверное, молитва о. Антония дошла до Господа, никто из команды не утонул в студеной октябрьской воде. Никто не попал в плен. В это время к Севастополю подоспела минная дивизия и была послана навстречу «Пруту». А «Гебен», заметив эсминцы, предпочел удрать. Когда русские корабли подошли к месту трагедии, 300 моряков теснились в шлюпках, плавали в воде — и кричали «ура». В честь подвига своего капитана и священника…

Вражеский флот наделал бед и в Одессе. Здесь была потоплена канонерская лодка «Донец», повреждены канонерка «Кубанец», заградитель «Бештау», четыре гражданских парохода. Неприятельские снаряды попали в сахарный завод, трамвайную станцию, нефтяной резервуар. Береговая артиллерия в Одессе была слабой, но начала отвечать, было несколько попаданий в турецкие корабли, и они ушли. Крейсер «Гамидие» обстрелял Феодосию — абсолютно беззащитную и не имевшую никаких военных объектов. «Бреслау» и «Берк» потопили в Керченском проливе рыбачьи лодки и набросали мин, на них потом подорвались два парохода. А крейсера противника проследовали к Новороссийску и обстреляли его — сгорел хлебный амбар, сбило трубу цементного завода. При этом на берег в одиночку высадился турецкий офицер (видать, обкурившийся анаши) и потребовал сдать город. Его тут же арестовали, а корабли убрались.

В общем, никакого «Порт-Артура» у Сушона не получилось. Его флот только набезобразничал, не сумев нанести русским значительных потерь. Но это была уже не провокация, а настоящее нападение. Тем не менее даже в такой ситуации турки пытались водить за нос своих противников. Великий визирь пожелал встретиться с русским послом в Стамбуле, выражал «горькое сожаление» и сваливал вину на немцев — дескать, Турция здесь вообще ни при чем. Османский посол в Питере явился к Сазонову, заверял, что Стамбул готов начать переговоры о компенсациях за ущерб, может пообещать, что больше не будет. Сазонов даже теперь не отказывался от переговоров, но потребовал для начала удалить немцев из армии и флота. Иттихадистов это «почему-то» не устроило.

А турецкий посол в Париже представил министру иностранных дел Франции Делькассе вообще сногсшибательное заявление. Дескать, их эскадра встретила «к северу от Босфора» русский отряд, в «огневом контакте» потопила минный заградитель и случайно «нанесла повреждения одному из русских портов», но Турция великодушно соглашалась… простить России ее агрессивные действия, «не считать инцидент поводом к войне» и даже «вернуть пленных» (которых у нее не было). Зато наша страна сочла «инцидент» уже войной, 31 октября объявила ее официально. Царь подписал Манифест: «С полным спокойствием и упованием на помощь Божью примет Россия это новое против нее выступление старого утеснителя христианской веры и всех славянских народов. Не впервые доблестному русскому оружию одолевать турецкие полчища, покарает оно и на сей раз дерзкого врага нашей Родины».

На брошенный вызов Черноморский флот ответил адекватно, эскадра из 5 линкоров бомбардировала Трапезунд. Англия и Франция медлили, русским пришлось напоминать им о союзнических обязательствах. Но турки, несмотря на дипломатические клоунады, с ними тоже не церемонились. Без предупреждения открыли огонь по британскому эсминцу, патрулировавшему вблизи Дарданелл. 5 ноября Париж и Лондон объявили войну Османской империи. Зато Турция играла в «миролюбие» еще неделю. Лишь 12 ноября обнародовала фирман, что на нее коварно напали, и провозгласила «священную войну» с «неверными».

В 1914 г. в Российскую империю входили не только нынешние Грузия, Армения и Азербайджан, но и северо-восточная часть Турции — Зачорохский край (лежащий за р. Чорох) и широкая полоса от Черного моря до границы с Ираном с городами Артвин, Ардануч, Ардаган, Карс, Сарыкамыш, Кагызман, Игдырь и др. Для боевых действий этот театр был очень сложным. Высокие горные хребты шли в различных направлениях, крупные контингенты войск могли продвигаться лишь по долинам. Из одной долины в соседнюю можно было попасть по перевалам, а они были наперечет. Основная дорога, связывавшая Турцию и российское Закавказье, шла от Пассинской до Араратской долины. С турецкой стороны ее запирала мощная крепость Эрзерум, с российской — крепости Карс и Александрополь (позже Ленинакан, ныне Гюмри). В Аджарию и Западную Грузию вела дорога по берегу Черного моря. Здесь стояла русская Михайловская крепость. Существовал и обходной путь через Иранский Азербайджан. На этом направлении османские рубежи охраняла крепость Баязет.