А. Акрам - Рыцарь пустыни. Халид ибн ал-Валйд. Крушение империй

Под неослабевающим давлением мусульман римляне увеличили темп отступления. Когда мусульмане начали наседать с еще большей силой, отступление превратилось в стремительное бегство, римляне уносили ноги в сторону Эмессы.

Халид не мог преследовать бегущего врага, потому что ему необходимо было возвращаться под Дамаск. С уходом сначала отряда Рафи', а затем и пошедшей ему на помощь Мобильной Гвардии осаждавшие город мусульманские войска были ослаблены на 9000 человек. Если бы римляне предприняли массовую атаку на один из мусульманских корпусов, могла бы возникнуть серьезная опасность того, что им удастся прорвать осаду. Поэтому Халид отправил преследовать римлян до Эмессы лишь небольшой отряд всадников под командованием Самта ибн ал-Асвада. Через некоторое время Самт добрался до Эмессы, но обнаружил, что римляне уже успели укрыться в крепости. Однако к Самту обратилось местное население, чтобы сказать, что оно не желает сражаться с мусульманами, с которыми люди хотели бы заключить мир, и что оно даже согласно кормить всех солдат, которые будут размещены в их городе. После обмена дружескими словами Самт вернулся в Дамаск.

Тем временем Халид вернулся к мусульманской армии под Дамаском. Он вновь принял командование и восстановил диспозицию мусульманских войск в том виде, какой она было до появления римской колонны, шедшей на подмогу осажденным.

Новость о печальной судьбе подкрепления распространилась среди византийцев в Дамаске и стала по-настоящему сокрушительным ударом. Ромеи Дамаска возлагали надежды на то, что Ираклий пошлет им подмогу. Ираклий действительно постарался сделать все, что было в его силах, но надежды горожан были уничтожены действиями Халида в районе Байт Лахйи. Разумеется, Ираклий мог собрать новое войско, однако для этого требовалось время. Между тем запасы продовольствия в Дамаске были на исходе и ни один луч надежды не освещал горизонт и не придавал уверенности и сил населению Дамаска.

Всякий раз, когда люди собирались вместе, они задавали одни и те же вопросы. Даже если Ираклию удастся снарядить новое войско, — а он едва ли сумел бы сделать это в ближайшее время, — какова гарантия того, что оно добьется больших успехов, чем последняя армия? Если мусульмане сумели сотворить такое с 90-тысячной армией под Аджнадайном, то каковы шансы избежать поражения и неизбежно последующих за ним разграбления и захвата в плен у маленького войска в Дамаске? На сколько еще хватит продовольствия? Не лучше ли было бы заключить с мусульманами мир на любых выдвинутых ими условиях, чтобы тем самым избежать полного уничтожения? Настроение в Дамаске падало, а недовольство возрастало, особенно среди неримской части населения. Положение становилось все более отчаянным, а напряженность делалась все более невыносимой.

Затем к Фоме явилась депутация наиболее уважаемых горожан. Они поведали ему о своих опасениях и предложили рассмотреть возможность заключения мира с Халидом, однако Фома заверил их, что у него достаточно войск, чтобы защитить город, и что он скоро перейдет в наступление, чтобы отогнать от него мусульман. В церквах прошли особые службы и молебны об избавлении города от угрожавшей ему опасности. Фома решил попытаться осуществить мощный прорыв из города. Он был отважным человеком и не собирался сдаваться, пока у него оставался хоть какой-то шанс.

На следующее утро, в начале третьей недели сентября 634 г., Фома собрал людей из всех частей города и создал большой отряд для прорыва через Фоминские ворота. Его непосредственным противником был Шурахбйл со своим корпусом численностью около 5000 человек. Фома начал операцию с массированного обстрела мусульманских лучников стрелами и камнями, чтобы заставить их отойти и расширить

территорию, необходимую для дебуширования [245 Дебетирование — выведение войска из теснины на открытую местность.] из ворот. Мусульмане ответили на это тучами стрел. В самом начале перестрелки несколько мусульман были убиты, причем одним из них был Абан ибн Са'йд ибн ал-Ас — человек, который недавно женился на исключительно смелой женщине. Как только эта женщина узнала, что стала вдовой, она взяла лук и присоединилась к мусульманским лучникам, желая отомстить за мужа. На стене крепости стоял священник с большим крестом, вид которого должен был вселять мужество в римлян. К несчастью для этого священнослужителя, молодая вдова избрала его в качестве своей мишени. Выпущенная ею стрела насквозь пронзила ему грудь, и, к радости мусульман и печали римлян, и священник, и крест рухнули к подножью стены. Однако в той перестрелке римляне превзошли мусульман, и через некоторое время осаждающие были вынуждены отойти за пределы досягаемости для римских лучников и стрелков из пращей.

Затем ворота распахнулись, и римские пехотинцы, прикрываемые лучниками и стрелками из пращей, стоявшими на стене, хлынули из ворот и развернулись веером, занимая боевые позиции. Как только развертывание войска завершилось, Фома приказал наступать на корпус Шурахбйла, который также построился к бою в нескольких сотнях ярдов от ворот. Фома, с обнаженным мечом в руке, лично возглавил наступление и, по свидетельству летописца, «ревел как верблюд»![1]

Очень скоро завязалась ожесточенная битва между двумя отрядами воинов. Корпус Шурахбйла сражался против превосходящих сил противника, но держался, не отступая ни на пядь, а потери римлян начали возрастать. Затем Фома заметил Шурахбйла и, догадавшись, что тот является командиром этого отряда, направился к нему. Шурахбйл заметил приближение Фомы и, держа в руке окровавленный меч, приготовился к схватке с ним. Однако Фома не успел подойти к Шурахбйлу, ибо очередная пущенная вдовой стрела вонзилась ему в правый глаз и он рухнул на землю. Римские воины быстро подхватили его и унесли, но в тот же самый миг римляне начали пятиться к крепости. Таким образом, наседавшие на них бойцы с мечами и меткие мусульманские лучники принудили римлян отступить в крепость, оставив на поле боя множество мертвых, причем некоторые из них были сражены стрелами вдовы Абана.

В крепости хирурги осмотрели глаз Фомы. Стрела вонзилась неглубоко, но они пришли к выводу, что удалить ее невозможно. Поэтому они отрезали ее древко по то место, где оно торчало из глаза, и Фома, вместо того чтобы горевать из-за потери глаза и боли, которую причиняла ему рана, показал себя как человек исключительного мужества. Он поклялся, что в отместку лишит врагов тысячи глаз и не только разгромит этих мусульман, но и будет преследовать их и на Аравийском полуострове, а когда он с ними разделается, это место будет пригодно лишь для проживания диких животных. Фома приказал ночью провести еще одну крупную и неожиданную вылазку.