Валерий Замулин - Курский излом

Во–первых, распутица полностью завершилась лишь к 10–12 апреля, до этого момента земляные работы вести оказалось трудно.

Во–вторых, вплоть до начала мая фронт не имел необходимого количества мин. В конце марта и весь апрель из–за плохого обеспечения минно–подрывными средствами минирование [92] в основном велось штатными минами, снятыми со старых оборонительных рубежей (Донской оборонительный рубеж) и трофейными артиллерийскими снарядами, переделанными в мины натяжного действия.

В-третьих, инженерные части и подразделения дивизионного и армейского подчинения не были полностью укомплектованы личным составом, что снижало их возможности, и были сосредоточены на расчистке местности и создании тыловой инфраструктуры, а также возведении КП, НП и подъездных путей (дорог, мостов) к переднему краю. Личный состав стрелковых дивизий вел оборонительные работы, но соединения после зимних боев были малочисленные, пополнение еще не поступило, поэтому о значительных запланированных объемах речи идти не могло. Местное же население в это время проводило весеннюю посевную, отвлекать его полностью было невозможно, ведь урожай не только являлся источником существования изможденных, только что освобожденных от оккупации женщин, стариков и детей, но он должен был поступать в фонд снабжения фронта.

Был ряд и субъективных причин, которые существенно влияли на ход создания рубежей. Командование армий фронта медленно, с большой раскачкой готовило планы инженерного укрепления своих участков. Из–за нерасторопности, а в ряде случаев безответственности и бездействия высокопоставленных командиров войска не имели самого необходимого для того, чтобы приступить к работе. Ощущалась нехватка инструмента: лопат, кирок, пил и топоров, не велся должный контроль со стороны штабов за правильностью выбора командирами тактического звена позиций для своих подразделений и размещения важных инженерных заграждений. До середины апреля стало ясно, что, если ситуацию коренным образом не изменить, запланированную систему рубежей создать не удастся.

20 апреля командующий Воронежским фронтом подписал приказ, в котором вскрываются обнаруженные недостатки и ставится задача немедленного их устранения и развертывания по–настоящему масштабных оборонительных работ.

25 апреля решением Ставки была точно определена 25-км тактическая полоса Воронежского фронта, из которой подлежало выселению все население. Это было связано, во–первых, с тем, что на всю глубину тактической полосы предполагалось ведение активных боевых действий, поэтому в целях безопасности жители находившихся в ней сел должны были временно переехать в другие населенные пункты. Во–вторых, в целях установления полного контроля в этой местности военными властями для пресечения разведывательно–диверсионной [93] работы неприятеля и недопущения поступления данных о состоянии оборонительной полосы. Это обстоятельство во многом и предопределило то, что первые две полосы полностью готовились личным составом войск фронта.

Н. Ф. Ватутин лично контролировал проведение оборонных работ, самым внимательным образом следил за подготовкой рубежей, стараясь как можно быстрее и качественнее подготовить их до того момента, как противник перейдет в наступление. Для этого сам не раз выезжал в войска, направлял многочисленные контрольные комиссии, которые вместе с командованием соединений проверяли как ход работ, так и качество уже возведенных объектов. Недочеты обсуждались, составлялись акты, в которых указывались конкретные сроки устранения обнаруженных недочетов, и направлялись в Военный совет фронта. И непременно комиссия к недочетам возвращалась и вновь проверяла, как велась работа.

Надо признать, что, как бы потом в своих мемуарах ни хвалили командармы свои войска, а значит, и в первую очередь себя за тяжелый самоотверженный труд, к этому важному и ответственному мероприятию в каждой армии относились по–разному. В одной командующий дневал и ночевал на передовой, в другой командарм о своих обязанностях забывал, и ему приходилось по несколько раз напоминать даже Генеральному штабу. Приведу лишь один документ — письмо генерала А. И. Антонова начальнику штаба Воронежского фронта от 1 мая 1943 г.:

«Проверкой выполнения директивы Ставки и фронта офицерами Генерального штаба Красной Армии в частях 40‑й А установлено:

а) Оборонительные работы по созданию прочной обороны, особенно противотанковой, проводятся медленно и неудовлетворительно, без должного контроля со стороны командования и штабов.

б) Передний край обороны в ряде мест в тактическом отношении выбран неудачно, не имеет ни обзора, ни обстрела,

в) Опорные пункты и узлы сопротивления к круговой обороне не приспособлены.

г) Стыки обеспечены слабо.

д) Резервы противотанковых средств не выделены, а все средства равномерно рассредоточены по фронту.

е) Бдительность и боевая готовность в частях и подразделениях на низком уровне.

ж) Гражданское население продолжает жить до сих пор даже на переднем крае обороны, производя обработку своих огородов.

з) В бытовом обслуживании бойцов выявлен целый ряд [94] нетерпимых явлений (белье не меняется месяцами, ходят в зимнем обмундировании, питание организовано неудовлетворительно и т. п.).

Перечисленные недочеты тов. Москаленко известны из неоднократных письменных докладов офицеров, но, видимо, надлежащих мер к их устранению не принимается.

Доложите к 5 мая, какие конкретные меры приняты командованием фронта к устранению недочетов к частям 40‑й А»{77}.

К началу июня результаты оборонительных работ стали существенными, но напряженная работа на всех рубежах продолжалась до начала боевых действий.

В конце мая произошло одно очень неприятное событие, которое повлияло на темп возведения работ на главной полосе. Наряду с созданием сильной обороны важнейшей задачей было замаскировать рубеж и, главное, его огневые позиции. Руководство фронта понимало, что скрыть столь масштабные работы от противника не удастся. Немецкая разведка проводила широкомасштабный сбор информации о замысле русских. Для этого велось круглосуточное наблюдение за передним краем, систематически захватывали пленных, особенно врагу удавались налеты на БО дивизий первого эшелона. В тыл забрасывались на парашютах разведгруппы, вербовались и засылались военнослужащие, попавшие в плен зимой и весной 1943 г., как якобы возвращающиеся в свою дивизию. Такой случай был выявлен, в частности, в 51‑й гв. сд. Враг не гнушался использовать для добывания информации даже подростков с оккупированной территории. Но наиболее продуктивной оказалась воздушная разведка. Самолеты–разведчики систематически фотографировали передний край армий первого эшелона фронта. Вся информация подобного рода ложилась на стол командующего 4‑й ТА генерала Г. Гота, а затем шла в штаб ГА «Юг». Сравнивая полученные фотографии с прежними, недельной или двухнедельной давности, в штабе 4‑й ТА без труда можно было увидеть, как меняется местность перед ее фронтом. Поэтому для противника замысел советского командования встретить наступление глубокоэшелонированной обороной не был секретом. В сложившейся ситуации главное для командования 4‑й ТА было изучить систему огня, точно определить огневые точки на участках, намеченных для прорыва, — это было первоочередной задачей. И, надо сказать, разведслужбы неприятеля в этом преуспели. В конце мая над позициями 6‑й гв. А был сбит немецкий самолет, летчика вместе с находившейся у него картой переднего края 67‑й гв., 52‑й гв. [95] и 375‑й од взяли в плен. И когда в штабе Воронежского фронта наложили захваченную карту на схему обороны этих дивизий, она оказалась очень похожей на советскую, в некоторых местах боевые позиции и огневые точки, особенно артиллерии и танков, будто были скопированы с реальной советской карты. В частности, все места расположения аппарелей{78} 245‑го опт, приданного 67‑й гв. сд, были врагом раскрыты.