Рольф-Дитер Мюллер - Враг стоит на Востоке. Гитлеровские планы войны против СССР в 1939 году

Здесь для него, вероятнее всего, было важно предостеречь немцев от проявления «сочувствия». Позднее, весной 1941 г., он нашел для понятия «красноармеец» соответствие «не товарищ», которое можно было применить и к полякам еще в 1939 г. В связи с вопросом о возможности начала в 1939 г. войны против Советского Союза особенно важно отметить неоднократно повторявшиеся Гитлером слова о том, что речь идет не о «достижении какого-то определенного рубежа» и что военные операции должны проводиться без оглядки на определение границ в будущем. Относительно будущих границ СССР следует отметить его примечательное высказывание, что из Польши предполагается сделать «протекторат-предполье» (Protektorat als Vorgelande), что оставляло польский вопрос все еще открытым.

Когда Риббентроп днем позже вылетел в Москву, то переговоры с советской стороной проходили легко еще и потому, что наряду с договором о ненападении требования Сталина оставались опять-таки крайне расплывчатыми. В секретном дополнительном протоколе были сделаны лишь наброски «разграничительных линий сфер интересов обеих сторон в Восточной Европе». По этому протоколу Финляндия, Эстония, Латвия, а также Бессарабия попадали в советскую зону, что в то время всегда следовало понимать как «сферу интересов». Литва должна была отойти в немецкую зону, включая претензии на обладание районом Вильнюса. Более конкретно был намечен раздел Польши по рекам Сан, Висла и Нарев, что примерно соответствовало так называемой линии Керзона, определенной в Версале, но не признанной Польшей. Эти договоренности от 23 августа 1939 г. вначале оставались лишь малозначащим заявлением о намерениях и позднее могли быть изменены.

Соглашение от 23 августа 1939 г. поначалу представляло собой, таким образом, не более чем «Соглашение о моратории» («Stillhalteabkommen» (Klaus Hildebrand) между двумя сторонами. Это был результат шахматного цугцванга — сложного безвыходного положения, в которое Гитлер загнал себя сам в результате изменения политики по отношению к Польше и которое Сталин искусно использовал в собственных интересах. Своим военным фюрер конечно же казался опытным игроком в шахматы, которому удалось победить в войне нервов. Теперь ход был за солдатами. Розенберг в качестве главного советника по восточно-политическим вопросам не проявил своей убежденности и был разочарован. Он прекрасно понимал, что для достижения цели — декомпозиции, т. е. распада России, необходимы «переходные периоды». Тремя месяцами ранее в продолжительной беседе с Герингом касательно намечавшегося конфликта с Польшей они достигли согласия по этому вопросу {336} 336 Seraphim (Hg.), Tagebuch Rosenbergs, S. 87 (21.5.1939). . Начиная с 1935 г. оба активно выступали за концепцию проведения антисоветской интервенционистской политики и, в противовес этому, за сотрудничество с Польшей, Англией и Японией. Если из этой концепции выпадет Польша и позиция Японии будет оставаться неопределенной, то возникает крайняя необходимость привязать к себе Англию.

Розенберг задает сам себе по этому поводу вопрос, не стоит ли вместо, на его взгляд, неприятного и рискованного сближения с Москвой выбрать иное решение, а именно -однозначно отказаться от притязаний на бывшие немецкие колонии и заполучить тем самым Англию на свою сторону, чтобы она позволила Германии осуществить экспансию на Восток в соответствии с планом 1934 г {337} 337 Ebd., S. 90(22.8.1939). . Геринг и Розенберг были едины в том, что Риббентроп — надменный и заносчивый глупец, которому не хватает национал-социалистского духа и который оказывает на фюрера пагубное влияние своими антибританскими взглядами.

Розенберг 25 августа 1939 г. о заключении германо-советского договора о ненападении:

«У меня такое чувство, что этот пакт с Москвой когда-нибудь ударит по национал-социализму бумерангом. Это не был ход, определяемый волей игрока, а настоящий шахматный цугцванг, это был просительный шаг со стороны одной революции к главе другой революции, шаг, который должен был разрушить сохранявшийся двадцать лет идеал борьбы. Как можем мы рассуждать о спасении и строительстве Европы, если нам приходится обращаться за помощью к ее разрушителю? Мы и сегодня не можем открыто сказать, что благодаря совместным действиям сумеем постепенно добиться изменений в России, чтобы тем самым действительно стать ближе русскому народу. Если нам кроме всего прочего придется передать Советскому Союзу территорию польской части Украины, то после Карпатской Украины это будет наш второй удар по мощнейшей антимосковитской силе. Эффекта от этого нам сегодня не стоит ожидать. Возможно, мы почувствуем его лишь в будущем. Но поскольку сегодня было принято твердое решение, то отсюда и вытекает эффект, и кое-что другое, со всеми вытекающими последствиями. И снова возникает вопрос, а должна ли была сложиться такая ситуация? Следовало ли решать польский вопрос сейчас и в такой форме? Сегодня никто не сможет дать ответ на эти вопросы. Я лично считаю Риббентропа предателем Извольским, который тоже черпал “причины” своей политической позиции в собственном болезненном тщеславии» {338} 338 Ebd., S. 92 f. (25.8.1939, abends). Anspielung auf den russischen Außenminister Alexander Petrowitsch Iswolski, der am Vorabend des Ersten Weltkriegs eine treibende Kraft für ein britischrussisches Bündnis gewesen ist. .

22 августа 1939 г., когда Гитлер выступал в Оберзальцберге со своей решающей речью перед членами Верховного командования, в Берлин прибыл полковник Главного штаба сухопутных войск Эдуард Вагнер. В течение нескольких месяцев он командовал 10-м артиллерийским полком, расквартированным в Регенсбурге. Командование строевыми и боевыми частями было частью службы штабного офицера, который с 1936 г. находился в должности начальника отдела Главного штаба сухопутных войск. Кроме того, несколькими годами ранее в управлении генерал-квартирмейстера он получил опыт работы по вопросам планирования эвакуации населения из Восточной Пруссии и Силезии в случае угрозы на восточной границе. В связи с приказом о нападении на Польшу и заключением «пакта с русскими» такого рода подготовка в августе 1939 г. стала излишней. Вагнер, которому предстояло стать одной из ключевых фигур в подготовке плана «Барбаросса», после объявления мобилизации вступил в должность начальника штаба генерал-квартирмейстера Ойгена Мюллера. Ему вменялись вопросы тылового обеспечения сухопутных сил, включая организацию системы военного управления на оккупированной территории врага. Одна из его первейших задач заключалась в том, чтобы вместе с Рейнхардом Гейдрихом согласовывать использование СС и полиции в Польше.

Дневник Вагнера явственно свидетельствует о подавленном настроении в штабе.

В хаосе приказов последних перед началом войны дней только два предположения выглядят достаточно уверенно: Россия не нападет, а фюрер твердо убежден, что и западные державы проявят сдержанность, когда начнется операция в Польше. Последние переговоры с английской стороной вызывали у Вагнера впечатление, что с Лондоном вполне возможно достичь договоренности, но «фюрер все-таки еще надеялся нанести удар по Польше» {339} 339 Wagner (Hg.), Generalquartiermeister, S. 105 (29.8.1939). . Геринг тем не менее до конца августа 1939 г. всеми силами старался добиться соглашения германской и британской сторон. Оно потребовало бы некоторых уступок Польше и заставило бы ее следовать в немецком фарватере либо завело ее в антисоветские «окопы». Гитлер, однако, категорически настаивал на начале войны. И уже с апреля 1939 г. он был решительно за то, чтобы исключить Польшу как военный фактор. Его разочарование в тщетных попытках агитировать за создание совместного антисоветского фронта сыграло в этом решающую роль, но не дало нам продуманного плана военных действий.