Леонид Млечин - Моссад. Тайная война

Он попытался искать помощи утех, кто тоже прибыл из Марокко. Самым известным выходцем из этой страны был профсоюзный лидер Еошуа Перец. Он тоже когда-то работал в Димоне слесарем, а теперь его знала вся страна.

Семья Переца эмигрировала в Израиль еще в 1950 году. Здесь он окончил школу, в армии служил поваром. После армии устроился на работу в порт Ашдод и почти сразу проявил себя на профсоюзном поприще. Возглавил борьбу рабочих, которых ждало увольнение: проводил забастовки, демонстрации, голодовки и добился успеха. Неопытная администрация порта, напуганная его бешеной энергией и напором, пошла на попятный.

Директором службы портов был, между прочим, не менее известный в стране человек — бывший начальник Генерального штаба Армии обороны Израиля Хаим Ласков. Отслужив в этой должности три года, генералы обычно снимали погоны и уходили в отставку. Знаменитый генерал Ласков, который не уступал врагу на поле боя, спасовал перед напористым профсоюзным вожаком.

В отличие от генерала Ласкова, который исходил из того, что даже война ведется по каким-то правилам, Перец не церемонился. У него был только один лозунг: умрем, но не откажемся от своих требований.

Он был нагл до бесконечности, и рабочим это нравилось.

Перец запросто мог остановить работу второго по величине порта страны, принося огромные убытки, не нарушая при этом закона. Придраться было не к чему. Начиная борьбу с администрацией порта, он знал, что не остановится, пока та не уступит.

И это неизменно приводило к успеху. У руководства порта не выдерживали нервы, оно не могло организовать работу, и вся страна несла убытки.

Забастовки стали показывать по телевидению, и Перец оказался первым израильтянином, который получил известность именно благодаря телекамерам. Жесткие методы Переца раздражали даже руководство профсоюзного объединения Гистадрут, которое отказывалось его признавать, подавало на него в суд, но вынуждено было отступиться.

Перец нравился рабочим и вскоре возглавил всеизраильский комитет портовых рабочих. В конце концов, он добился увольнения генерала Ласкова. А новый директор мудро начал свою деятельность с того, что отправил Переца и его профсоюзных помощников в длительное туристическое путешествие по Европе за счет администрации.

Перец умел наслаждаться жизнью. Даже во время забастовок он получал зарплату и премию. Администрация порта оплачивала его секретаршу. Эта секретарша долго продержала Вануну в приемной, а разговор оказался совсем коротким.

Перец давно научился разбираться в людях. Он увидел, что к нему пришел типичный неудачник, которому суждено всю жизнь обивать пороги. К тому же Вануну не работал в порту и не мог проголосовать за Переца… Знаменитый профсоюзный вожак не привык тратить время на тех, кто был ему бесполезен.

Вануну ушел от Переца разочарованным. Когда ему сказали, что у фанатичного борца за рабочее дело Переца две квартиры и две жены, он мрачно усмехнулся: от такого человека разве дождешься помощи?

У Переца, действительно, были две жены: одна официальная, которая рожала ему дочерей, и вторая, с которой он появлялся на людях, она родила ему сына.

Вануну попытал счастья еще у одного видного выходца из Марокко и тоже профсоюзного деятеля — Шаула Бен-Симхона.

Он был на двадцать с лишним лет старше Вануну и эмигрировал в Израиль в начале 1948 года. Еще до провозглашения еврейского государства Бен-Симхон успел вступить в подпольные боевые формирования Пальмах и участвовал в Первой арабо-израильской войне. Боевое прошлое помогло ему устроиться в мирной жизни.

Профсоюзной работой, как и Перец, он стал заниматься в портовом городе Ашдоде: работал на разных должностях, пока не стал секретарем рабочего совета города.

После Шестидневной войны 1967 года Бен-Симхон начал кампанию за иммиграцию в Израиль евреев — уроженцев Северной Африки, которые обосновались во Франции или других странах Западной Европы. Особенно зазывал молодежь, студентов, выбивал для них стипендии.

Путаясь в словах, Вануну сбивчиво стал жаловаться Бен-Симхону, который в отличие от Переца старался ничем не выдать своих чувств. Он с сожалением смотрел на еще одного несчастного выходца из Северной Африки, который оказался между двух миров. Много он видел таких молодых людей, которые не смогли найти себе место в Израиле, потому что им мешало их прошлое.

А Вануну с завистью разглядывал высокого, с седыми вьющимися волосами Бен-Симхона. Профсоюзный лидер следил за собой и был модно одет. Вануну обреченно решил, что и этот человек его не поймет: Бен-Симхон жил в ином мире. Дружил с такими знаменитыми людьми, как министры Моше Даян и Шимон Перес. Где же ему понять Вануну?

Бен-Симхон пригласил Вануну чаще бывать в союзе иммигрантов из Северной Африки:

— Там вы будете среди своих.

Но Вануну жаждал другого. Он хотел признания не среди своих. Он хотел, чтобы его признали своим те, кто стоял у власти. Он три года провел в армии, девять лет отработал в исследовательском центре в Димоне, честно исполнял свой долг. И что же? Служил-служил, а ничего не выслужил.

Если государство обращается с ним, как с пасынком, он лучше уедет. Он ничего не должен этой стране. Это Израиль перед ним в долгу.

Мотти продал свою квартиру в Беэр-Шеве, и у него собрались кое-какие деньги. Он не поехал ни в Соединенные Штаты, ни в Европу. Там ему нечего делать. Ему хотелось назад в Северную Африку, мечталось побывать в Марокко, но с его израильским паспортом там лучше не показываться.

И он полетел в Юго-Восточную Азию. Таиланд — рай для туристов, в аэропорту даже визы не требуется — при наличии денег и обратного билета. Мотти погулял по Бангкоку, осмотрел местные достопримечательности, но надолго не задержался. Таиланд — слишком шумное место, где ценят только американцев, которые сорят деньгами. Вануну экономил на всем и опять чувствовал себя обделенным жизнью.

Из Таиланда перебрался в Бирму, оттуда через неделю — в Непал, сонное королевство, затерянное в Гималаях. Тут ему больше понравилось. Это была бедная, неиспорченная страна, с удивлением разглядывавшая иностранцев. Мотти стал ходить в буддийские монастыри, познакомился с монахами и принял буддизм. Это оказалось совсем несложным делом — не то, что перейти в христианство или иудаизм с их скрупулезно разработанными обрядами.

Простая и ясная жизнь монаха показалась ему заманчивой.

Вместе с другими монахами он поднимался до восхода солнца и погружался в медитацию. Еда была скудной, день заполненным молитвами и тяжелым физическим трудом. Но скоро Мотти стал скучать. Язык непали он не выучил, да и говорить с монахами было не о чем.