Виталий Пенской - Военное дело Московского государства. От Василия Темного до Михаила Романова. Вторая половина XV – начало XVII в.

Быстрое распространение огнестрельного оружия и его не менее стремительный количественный рост поставил на повестку дня проблему с обеспечением «огненного боя» как порохом («зельем», в том числе и его компонентами, прежде всего селитрой-«ямчугом»), так и боеприпасами. Полагаться в столь важном вопросе на закупки пороха за рубежом было нельзя, и московские власти прилагали немалые усилия для того, чтобы организовать его производство дома, равно как и боеприпасов.

Москва довольно скоро стала и крупным центром производства пороха – летопись сообщает, что в июне 1531 г. «загореся внезапу зелие пушечное на Москве, на Успенском враге, на Алевизовьском дворе; делаша бо его на том дворе градские люди, и згореша делателей тех от зелиа того в един час боле двою сот человек» [644] Продолжение летописи по Воскресенскому списку. С. 278. . Количество погибших на пороховом дворе косвенно свидетельствует в пользу того, что производство пороха было налажено в больших количествах, и ситуация, о которой писал Герберштейн, когда в момент угрозы нападения татар на Москву в 1521 г. в московском цейхгаузе не оказалось достаточного количества пороха [645] Герберштейн С. Записки о Московии. Т. I. С. 417. , больше уже не повторялась. Большие запасы пороха хранились в кремлевских башнях, хотя это имело и определенные негативные последствия. Так, во время пожара 12 апреля 1547 г. в Москве «у рекы у Москвы в стрельницы загорешася зелие пушечное, и от того розорва стрелницу и размета кирпичие по брегу реки», а в последовавшем большом июньском пожаре загорелось «зелие пушечное, где бе на граде (то есть в Кремле. – В. П. ), и те места разорвашася градные стены» [646] Летописный сборник, именуемый Патриаршей, или Никоновской, летописью. Т. XIII. С. 152, 153. . История повторилась в мае 1571 г., когда от пламени взорвались запасы пороха, хранившиеся в башнях Московского Кремля [647] Штаден Г. Записки о Московии. Т. I. С. 179. .

Однако одной лишь Москвой (согласно сметному списку 1630–1631 гг., на Пушечном дворе работало «штатных» «зелейных и селитренных мастеров иноземцов и русских людей» 33 человека [648] Сметный список 139 году // Временник Императорского Московского общества истории и древностей российских. Вып. IV. М., 1849. III. Смесь. С. 20. ) дело не ограничилось, и «зелейные дворы», или «варницы», работали по всей территории Русского государства. Так, «зелейная варница» была во Пскове (в городе во 2-й половине 80-х гг. XVI в. работали 3 «зелейных» мастера), Коломне («у реки ж Москвы у моста»), Серпухове (целая «зелейная слобода», где жили мастера-зелейщики), Туле, Ладоге, Ржеве Пустой, Городенске (Веневе, «у реки у Веневы на берегу зелейня ямчужная со всякой снастью, чем ямчюгу делают»), Свияжске и других городах [649] Города России XVI века. Материалы писцовых описаний. М., 2002. С. 55, 142, 199, 320, 367; Писцовые книги Московского государства. Часть 1. Писцовые книги XVI века. Отд. I. Местности губерний Московской, Владимирской и Костромской. СПб., 1872. С. 318; Часть 1. Писцовые книги XVI века. Отд. II. Местности губерний Ярославской, Тверской, Витебской, Смоленской, Калужской, Орловской, Тульской. СПб., 1877. С. 1093; Симсон П. История Серпухова в связи с Серпуховским княжеством и вообще с отечественной историей. М., 1880. С. 322; Чечулин Н. Д. Города Московского государства в XVI веке. СПб., 1889. С. 139, 142, 182. .

Изготовлению пороха и в особенности селитры придавалось настолько большое значение, что посадские люди и крестьяне были обязаны поставлять государству и «зелье», и обеспечивать всем необходимым «ямчужные амбары» (как вариант, могли выплачивать специальную подать – ямчужные деньги). Так, к примеру, готовясь к походу на Казань, Иван IV осенью 1544 г. отправил в Новгород грамоту с требованием собрать для дела государева «с 20 дворов пуд «зелья», со всех дворов чей двор нибуди». С Русы, к примеру, полагалось собрать 74 пуда и 11 больших гривенок «зелья», собрано же было 20 пудов и 16,5 гривенки, и за недостающее «зелье» подьячий Якуш Кудрявец собрал с рушан 107 рублей и 108 алтын с полу-деньгой «в московское число» [650] Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедициею Императорской Академии наук. Дополнены и изданы Высочайше учрежденною комиссиею. Т. I. С. 184, 187. . В феврале же 1556 г. из Москвы от имени Ивана IV прислана была в Новгород царская грамота, в которой тамошним дьякам Федору Еремееву, Казарину Дубровскому и дворцовому дьяку Афанасию Бабкину предписывалось, помимо всего прочего, собрать на 1555–1556 гг. «за ямчюжное дело с сохи по рублю и по десяти алтын», «одноконечно, безо всякого переводу», «все сполна, без недобору». В противном случае, отписано было дьякам из Москвы, если они промешкают и пришлют не всю причитающуюся сумму, «вам от меня царя и великого князя бытии в великой опале и в продаже» [651] Дополнения к Актам историческим, собранные и изданные Археографическою комиссиею. Т. I. СПб., 1846. С. 146–147. . Причина, по которой великий князь гарантировал дьякам свою грозу в случае промашки, очевидна – готовился очередной (и на этот раз последний) поход на Астрахань, не говоря уже о том, что шла война со шведами и с Крымом.

Другой случай – в 1576 г. из Москвы был послан в Белозерский уезд «ямчюжной мастер ямчуги варити», для чего тамошние крестьяне должны были не только поставить «ямчужной амбар», но еще и свозить к амбару землю, дрова и золу для варки селитры. Спустя шесть лет, в октябре 1582 г., в Кирилло-Белозерский монастырь была прислана царская грамота, в которой говорилось, что монастырская братия должна была сварить с пожалованном им государем ямчужном амбаре с монастырских вотчин по 2 пуда селитры с сохи, а всего 38 пудов «емчуги добрые перепущенные, опричь дерева, которая б емчуга пригодилась к ручному зелью». И ту «емчугу» надлежало прислать в Москву в Пушечный приказ «однолично безо всякого переводу» [652] Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедициею Императорской Академии наук. Т. I. С. 356, 379. .

Неустанные усилия власти по организации «варки» «ямчуги» и производству пороха не могли не дать надлежащего результата. Судя по отзывам иностранцев, русские немало преуспели в этом достаточно сложном деле. Так, например, Р. Гейденштейн отмечал, что по взятом после тяжелой месячной осады в 1579 г. Полоцке королевские войска нашли пороха столько, что «хватило бы его для вы-держания еще труднейшей осады». Точно так же во взятом Велиже, по словам королевского секретаря, поляки обнаружили пороха и прочих военных припасов столько, что их хватило для оснащения войска и для оставленного в городе гарнизона [653] Гейденштейн Р. Записки о Московской войне (1578–1582). С. 123, 162. . Немалое количество пороха было в пороховой «казне» оставляемых русскими по условиям Ям-Запольского перемирия ливонских городах и замках. К примеру, в небольшом замке Трикатен было почти 44 пуда пороха и 8 пудов селитры [654] Коялович М. О. Дневник последнего похода Стефана Батория на Россию. С. 658. . Если же посчитать, сколько всего «зелья» и его компонентов находилось в оставляемых по условиям перемирия ливонских городах и замках (всего 21), то выходит, что в их пороховой казне хранилось 6867 пудов и 15 фунтов пороха, примерно 68 пудов и 35 фунтов селитры и 131,5 пуда «горячей» серы [655] Подсчитано автором по: Коялович М. О. Дневник последнего похода Стефана Батория на Россию. С. 655–664. . Так что если Гейденштейн, панегирист Стефана Батория, и преувеличил размер трофеев, взятых королевским войском в русских крепостях в ходе Баториевой войны, то не слишком сильно.