Алексей Кривопалов - Фельдмаршал И.Ф. Паскевич и русская стратегия в 1848-1856 гг.

Однако появление французского флота в Саламине вынудило Меншикова признать «крайнюю затруднительность или даже невозможность» десанта. Морской министр даже в благоприятных условиях считал десантную экспедицию предприятием трудновыполнимым, если вообще возможным [506].

Письмо, датированное 12 (24) марта, пришло в Петербург между 22 и 24 марта (3–5 апреля). В то же самое время – 19 марта (1 апреля) – начальник штаба Черноморского флота вице-адмирал В. А. Корнилов предупредил Меншикова и великого князя Константина Николаевича, что «высадки десанта на Босфоре никак не должно предпринимать, иначе как при соблюдении самой глубокой тайны» [507].

В донесениях Корнилова не было никаких указаний на присутствие французского флота. По всей видимости, в тот момент адмирал еще не имел сведений о его появлении. Как бы то ни было, приход эскадры Реньо де ла Сюса делал высадку крайне затруднительной.

Не добившись от турок, чувствовавших поддержку Англии и Франции, уступок в вопросе о покровительстве православным подданным султана, Меншиков 9 (21) мая покинул Константинополь. Через 10 дней было объявлено, что если Порта не согласится признать право России на покровительство православному населению

Турции, то русские войска в залог выполнения данного требования займут Придунайские княжества.

2 июня 1853 г. вице-адмиралу Д. У. Дондасу, командующему британской средиземноморской эскадрой, было приказано подчиняться указаниям посла Стратфорда-Каннинга. 13–14 июня британские корабли сосредоточились у входа в Дарданеллы в Безикской бухте. 20 июня к ним присоединились французы, которыми теперь командовал адмирал Ф. А. Гамелей [508].

С этого момента вопрос о десантной операции на Босфоре был отложен на неопределенное время. В качестве менее рискованного варианта Николай I и Паскевич обсуждали идею высадки дивизий V корпуса в районе Варны и Бургаса, но, так как война с Турцией формально еще не началась, император не стремился становиться ее инициатором.

21 июня 1853 г. русские войска под командованием генерал-адъютанта М. Д. Горчакова перешли Прут и заняли Придунайские княжества. «По переходе Прута, – признавался французский наблюдатель, – война стала делом решенным» [509].

На этом этапе фельдмаршал всё еще полагался на содействие со стороны Австрии и Греции в случае начала войны [510]. Князь Варшавский не относился к числу сторонников похода на Константинополь через Балканы, понимая всю сложность подобной операции. Даже в благоприятной обстановке такой поход, по опыту войны 1828–1829 гг., требовал отвлечения на Дунайский театр значительной доли войск и ресурсов, а это неизбежно ослабляло позиции России в Европе [511]. «Я всегда ненавидел кампании в Турции, – писал М. Д. Горчаков под очевидным влиянием фельдмаршала, – на каждом шагу того и гляди, что переморишь людей или от болезней, или с голоду» [512]. По этой причине Паскевич поддерживал идею десанта даже тогда, когда военно-стратегические обстоятельства сделали его практически невозможным.

Убеждая императора ограничиться оккупацией княжеств, Паскевич предполагал этим шагом, с одной стороны, приостановить дальнейшую эскалацию конфликта, с другой – создать менее затратное, чем угроза похода, средство давления на Османскую империю. Таким средством, по мнению фельдмаршала, должно было стать ополчение из балканских славян. Идея заключалась в том, чтобы на основе кадровых войск Придунайских княжеств, численность которых доходила до 10 000 чел., сформировать славянское ополчение и с началом войны использовать его против турок. Такая мера, по словам Паскевича, «могла бы сделаться началом распадения Турецкой империи» [513]. Россия же получала существенную экономию средств, так как фельдмаршал полагал, что при наличии ополчения будет достаточно иметь против турок всего один или два корпуса, даже если последних поддержат западные державы [514]. В основе оптимизма фельдмаршала лежал успешный опыт 1807 г., когда император Александр I разрешил отправить в Сербию один батальон Олонецкого полка, казачий полк и четыре орудия. Небольшой русский отряд сделался тогда ядром сербского ополчения [515].

Залог успеха возможной кампании на Дунае Паскевич видел в отказе от развертывания русских войск по Дунаю широким фронтом. Район боевых операций Дунайской армии он планировал ограничить пространством между Бухарестом, Гирсово, Варной, Шумлой, Рущуком и Силистрией. Ближайшая цель будущей кампании виделась главнокомандующему Действующей армией в занятии Варны [516].

Фельдмаршал всё еще не верил в опасность близкой войны. Видимо, поэтому в конце письма М.Д. Горчакову от 21 августа 1853 г. князь Варшавский сделал собственноручную приписку:

«Я думаю, что война кончена будет» [517]. Даже в апреле 1854 г., когда Россия оказалась в состоянии войны с Турцией, Францией и Великобританией, фельдмаршал продолжал питать тщетные надежды на внутреннюю непрочность их альянса. «Союз против нас Европы, – надеялся князь Варшавский после обнародования манифеста о начале войны, – дело преходящее и скоро преходящее: он не в натуре вещей, не имеет в себе жизненности, как не имело ее, например, избрание немецкого императора из купцов во Франкфурте и т. п. Не пройдет и года, а турки и прочие союзники каждый в отдельности будут искать союза России, молить ее о помощи» [518].

Амбициозные планы по созданию ополчения завершились неудачей. Как отмечал генерал-лейтенант Н. И. Ушаков, дежурный генерал Дунайской армии, вместо ожидавшихся десятков тысяч добровольцев в русский лагерь явилось лишь 3000 чел., из которых многие впоследствии дезертировали. Оставшиеся 900 ополченцев принесли более вреда, чем пользы. По словам очевидца, они «не только грабили на улицах Браилова, Галаца и других городов, но даже днем производили там кровавые драки и убийства» [519]. Чтобы остановить бесчинства, зачинщиков погромов приходилось судить полевым судом, а затем казнить.

28 июля австрийский канцлер К. Ф. Буоль выступил с так называемой «Венской нотой». Австрия, Франция, Британия и Пруссия предложили компромиссное решение русско-турецкого спора. Согласно «Венской ноте», Турции предписывалось соблюдать все условия Кючук-Кайнарджийского и Адрианопольского договоров относительно прав христианских подданных султана, однако спорные вопросы должны были отныне ставиться под коллективный контроль великих европейских держав. Россия согласилась при условии, что в текст ноты не будут внесены изменения, однако Турция, негласно побуждаемая своими новыми союзниками, потребовала их внести. В конечном итоге переговоры не дали результатов и были свернуты.

На очень короткое время, пока исход переговоров еще не стал ясен, в Петербурге вновь вернулись к идее десанта на Босфоре, поскольку появилась надежда на то, что турки в своем противостоянии с Россией окажутся в одиночестве. На фоне достаточно сдержанной позиции, занятой на Венской конференции Австрией и Великобританией, отчетливо проявлялось стремление французской делегации к эскалации конфликта [520]. Постепенно нарастала враждебность и со стороны британского кабинета, который не мог игнорировать общественное мнение собственной страны, весьма восприимчивое к русофобской кампании в прессе.