Игорь Атаманенко - Шпионами не рождаются

Маслов взглянул на часы.

— Ну что ж, пятнадцать минут у нас еще есть… Слушай!

Во-первых, не Грибанов лично делал ей это предложение, ибо в противном случае она никогда бы не нашла сил отказаться…

Олег Михайлович при всем своем маленьком росте обладал недюжинной гипнотической силой и великолепным даром убеждения, неспроста подчиненные называли его «маленьким Бонапартом»… Кроме того, он собеседника видел как на рентгене — насквозь.

Так что, сделай он лично предложение Фаине Георгиевне вступить в тайный Орден секретных осведомителей, вряд ли бы она нашла в себе силы отказать ему, а так… Не только отказала, но и выгоду от игры с сотрудником органов гэбэ поимела…

На мой взгляд, Раневская и Богословский по своему психологическому складу — близнецы. Оба предрасположены к созданию водевильных ситуаций и розыгрышей. С одним отличием.

Если розыгрыши Богословского можно рассматривать как самоцель, ибо все они были бескорыстны — он с них материальных выгод не имел, а убытки розыгрываемого — не в счет, то розыгрыши, которые устраивала Фаина Георгиевна, я бы даже не розыгрышами — трюками назвал. Потому что все они были направлены на получение каких-то материальных благ и улучшение своих жизненных условий… Впрочем, в этом нет ничего противоестественного… Борьба за выживание. А Раневской, как никому из ее коллег, приходилось-таки драться, чтобы выжить… И на сцене, и в быту.

В общем, на встречу с Раневской Грибанов послал некоего лейтенанта Коршунова, который одновременно был для генерала и порученцем, и своего рода духовником… Уж и не знаю, что в нем Олег Михайлович такого нашел… Ну да, ладно, дело прошлое…

Что из этого вышло, ты сейчас услышишь, я вот только один короткий звонок сделаю Председателю. — Маслов вновь посмотрел на часы.

— Может, мне выйти, Леонид Иосифович? — Козаченко приподнялся в кресле.

— Сиди-сиди, ничего секретного… от тебя я говорить не буду! Снадобье одно Юрию Владимировичу привезли мои бойцы из Швейцарии… А у него как раз время приема лекарства… Надо напомнить шефу… Так что, сиди и жди!

Положив трубку телефона прямой связи с Андроповым, Маслов легко выпростал свое грузное тело из кресла и заходил своей пружинистой походкой по кабинету.

— Да, так вот… Послал, значит, Грибанов этого лейтенанта, младшего опера Коршунова на беседу с Раневской. Предполагалось, что это будет вербовка в лоб…

Предполагал, как выяснилось, Грибанов, а располагала Раневская! Словом, обвела она вокруг пальца этого Коршунова, как мальчишку!

У него, как оказалось впоследствии, за душой всего лишь начальное образование и двухлетнее производственное обучение на токаря на заводе «Красный Октябрь», а мы из-за нищеты своей — нехватки высокоэрудированных кадров выпустили его на рафинированную интеллигентку, народную артистку СССР.

А Раневская проявила себя не только гениальной сценической артисткой, но и величайшей актрисой по жизни… В общем, бестия, а не баба!

Начал Коршунов вербовочную беседу, как тогда было принято, издалека.

И о классовой борьбе на международной арене, и о происках иноразведок на территории СССР поведал Раневской. Процитировал пару абзацев из новой, хрущевской, Программы КПСС, особо давил на то, что нынешнее поколение советских людей должно будет жить при коммунизме, да вот только проклятые наймиты империализма в лице секретных служб иностранных держав пытаются подставить подножку нашему народу, семимильными шагами движущемуся к светлому будущему всего человечества — к коммунизму. Невзначай напомнил также и о долге каждого советского гражданина, независимо от его профессиональной принадлежности, оказывать посильную помощь органам государственной безопасности в их самоотверженном труде по защите завоеваний социализма…

Словом, подал Коршунов себя в наихудшем свете — выступил в роли лектора сельского клуба, а не вербовщика великой актрисы. И, надо сказать, Раневская его сразу раскусила и сразу догадалась, к чему клонит ее визави, но виду не подала.

Ведь стукачество в артистической среде всегда, даже при царях, было очень распространенным явлением, о нем не таясь говорили все представители богемы, оно было притчей во языцех.

А уж в Театре имени Моссовета, да вокруг Фаины Георгиевны… Там вообще агент на агенте сидел и агентом погонял! Ей ли было не знать, что все ее коллеги-артисты уже давно завербованы-перевербованы… Так что это Коршунов считал, что он ведет игру с закрытыми картами, имея старшие козыри на руках, — для нее все его потуги были секретом Полишинеля…

Полагаю, что, вслушиваясь в страстный монолог Коршунова, она прикидывала, как ей элегантней и артистичней уйти от предложения, которое, конечно же, должно последовать в заключение пламенной речи этого опера-недоучки.

Для начала она провела небольшую разведку боем. Спросила: «Молодой человек, а где вы были раньше, когда я еще не успела разменять седьмой десяток?»

«Что вы, Фаина Георгиевна! — вскричал переполошившийся Коршунов, которому показалось, что пароход уходит от причала прямо на его глазах. — Вам больше тридцати никто не дает, поверьте… Вы — просто девочка по сравнению с другими артистками вашего театра!»

Ну ты ж представляешь, Олег Юрьевич, как можно такую глупость в глаза бабушке сказать…

Назвать девочкой знаменитую актрису — это ж верх бестактности!

А Фаина — ничего. Девочка я для вас, ну что ж, значит, девочка, так тому и быть… Женщине, в конце концов, столько лет, на сколько она выглядит…

Закуривает она очередную «беломорину», хитро прищуривается и при этом так спокойно говорит:

«Мне с вами, молодой человек, все понятно… Как, впрочем, и со мной тоже… Сразу, без лишних слов, заявляю: я давно ждала этого момента, когда органы оценят меня по достоинству и предложат сотрудничать! Я лично давно к этому готова, разоблачать происки ненавистных мне империалистических выползней… Можно сказать, что это — мечта, преследующая меня с детства. Но… Есть одно маленькое «но»!

Во-первых, я живу в коммунальной квартире, а во-вторых, что важнее, я громко разговариваю во сне…

Вот и давайте, коллега, а по-другому я вас, молодой человек, и не мыслю, с тех пор как мы встретились. Да, вы — мой коллега! Так вот, давайте вместе, по-чекистски, поразмыслим.

Представьте, вы даете мне секретное задание, и я, будучи человеком обязательным и ответственным, денно и нощно обдумываю, как лучше его выполнить, а мыслительные процессы, как вы, конечно, знаете из психологии, в голове интеллектуалов происходят беспрерывно — и днем и ночью… и вдруг! И вдруг ночью, во сне, я начинаю сама с собой обсуждать способы выполнения вашего задания…