Андрей Уланов - Порядок в танковых войсках? Куда пропали танки Сталина

Стоит отметить, что среди командиров РККА нашлись и те, кто сумел распорядиться «дивизионными» танками более грамотно. В частности, к северу от перешейка, где у финнов практически не было противотанковых орудий, даже «Т-37» могли «цементировать» оборону стрелковых частей.

«Наиболее удачным применение танков в период с 30.11.39 по 27.12.39 (на фронте 163-й стрелковой дивизии) надо признать использование их в районе Суомуссалми, когда танки, двигаясь по льду озера, являясь как бы подвижной броневой огневой точкой, отбивали атаки противника предпринимаемые им против наших стрелковых частей. Танки, будучи защищенными от воздействия ружейно-пулеметного огня, а ПТО у противника не было, они появлялись всюду, где противник проявлял активность в наступлении» [259] .

При этом все танковое «могущество» 163-й стрелковой дивизии к началу войны состояло из 14 «Т-37» и пяти бронемашин.

Однако эти удачные эпизоды были скорее исключением, чем правилом. В итоге после финской войны танковые батальоны стрелковых дивизий были упразднены, а их техника и личный состав обращены на формирование мехкорпусов. Там они, как правило, оказывались в мотострелковых дивизиях – с соответствующими результатами для боеспособности последних в июне 1941-го.

Но вернемся к 39-му и проблеме номер два – разведке. Или, правильнее будет сказать, – к ее отсутствию. Как бы дико это ни звучало для некоторых читателей, но в декабре 1939-го, наступая в глубь Финляндии, советские командиры вовсе не предполагали столкнуться с линией долговременной обороны. Провал стратегической разведки до начала конфликта дополнился провалом разведки тактической уже в ходе боев – ДОТы линии Маннергейма частям РККА пришлось «находить» в бою. Например, наличие мощных ДОТов укрепрайона Сумма – Хоттинен с хорошо организованной системой огня было вскрыто атакой двух танковых рот, в то время как командование 138-й стрелковой дивизии докладывало в штаб корпуса, что « впереди никакого укрепрайона нет, противник оставил Хоттинен и бежит ».

В итоге вместо красивого «вхождения в чистый прорыв» и «преследования отступающего противника» советским танкистам пришлось заняться «прогрызанием» полосы долговременной обороны. Занятие, мягко говоря, не самое оптимальное для частей с легкими танками противопульного бронирования. Впрочем, даже броня средних «Т-28» не была серьезным препятствием для финских противотанковых пушек.

И вот здесь-то в полной мере проявили себя уже отмеченные проблемы взаимодействия с пехотой. Танки могли прорвать полосы «колючки», могли разбить снарядами надолбы или валуны и уйти в глубь финской обороны. Но если их успех не закреплялся стрелковыми частями, то вариантов дальнейших действий у них было только два, и оба плохие. Либо возвращаться назад и пытаться увлечь пехоту за собой, либо продолжать в одиночку воевать в глубине боевых порядков противника. Для надежного затыкания всех «дыр» вскоре перестало хватать даже весьма многочисленных танковых войск ЛВО, и уже в декабре 1939-го командованию РККА пришлось заняться «надергиванием» из невоюющих округов танковых частей для усиления стрелковых и кавалерийских дивизий на Финском фронте – так, 29-я танковая бригада была переброшена на Карельский перешеек из Бреста, 62-й и 63-й танковые полки прибыли из Киевского военного округа, 18-й отдельный танковый батальон – из Харьковского военного округа. К февральскому общему наступлению из Белоруссии был переброшен на Карельский перешеек даже отдельный дивизион бронепоездов. А для действий в Северной Карелии из частей КОВО начали срочно изымать все более-менее боеспособные плавающие танки и наспех сформировали из них два отдельных танковых батальона (79-й и 365-й), которые спешно уехали в 9-ю армию и прибыли туда уже в середине декабря.

К концу декабря советскому командованию стало ясно, что «блицкриг» вышел комом. Поредевшие танковые бригады отвели с передовой для отдыха, пополнения и, главное, отработки взаимодействия с другими частями РККА – пехотой, артиллерией, саперами…

Затишью на фронте помогла и природа – именно в январе морозы достигали отметки в -40 оС.

К активным действиям танкисты РККА вновь перешли только в феврале – и по сравнению с прошлым годом стиль этих действий радикально изменился. Теперь танки действовали против финских укреплений в составе штурмовых групп: три пушечных танка, два огнеметных, взвод саперов, до роты пехоты и одно-два орудия. Соответственно, и результаты их действий тоже в корне отличались от бесплодных атак декабря 39-го, хотя и не везде. Например, проведенный 9 февраля штурм высоты «Груша» выглядел следующим образом. Танкисты [260]вместе с пехотой 679-го полка вышли к надолбам немного правее прохода у восточного ската 38,2, где попали под огонь финнов с высоты. Наученная горьким опытом пехота немедленно залегла перед надолбами. Танки проскочили через проход в надолбах и продвинулись примерно на 100–150 метров к южному склону, ведя огонь из пушек по обнаруженным огневым точкам. Но без поддержки пехоты танкисты были бессильны изменить ситуацию. А поднять в атаку пехотинцев не смогло даже личное вмешательство командира танковой бригады: ни угрозы, ни увещевания не оказывали никакого эффекта. Тем временем финские противотанковые пушки и подключившиеся к ним пехотинцы с «коктейлями Молотова» начали методично уничтожать оставшиеся в одиночестве танки. Первый из них был сожжен еще до того, как миновал проход в надолбах, еще три вскоре горели у подножия высоты. Всего же финны сожгли восемь «БТ» и один огнеметный танк «БХМ-3». Танк командира 1-й роты получил прямое попадание в башню, был тяжело ранен башенный стрелок и пробит радиатор. Однако механик-водитель смог вывести танк из боя и отвел его к медпункту для оказания помощи раненому. Танк военкома роты Калинина был сожжен противником, при этом был тяжело ранен механик-водитель. Тем не менее Калинин со стрелком смогли вытащить раненого из горящего танка и доволочь его до ближайшей воронки. Идти далее они не могли, поскольку финны вели ожесточенный огонь. Лишь когда стемнело, танкисты выбрались из воронки и смогли добраться до расположения бригады. Из членов экипажей участвовавших в бою танков погибли трое, двое были ранены, а судьба еще 18 человек осталась неизвестной.

Но все же в феврале подобные случаи уже были скорее исключением, чем правилом. Уже к 16 февраля главная оборонительная полоса линии Маннергейма была прорвана на центральном участке. К 23–25 февраля части РККА вышли ко второй полосе финских укреплений, штурм которых начался 28 февраля.

Кроме штурмовых групп советское командование попыталось использовать танки в составе подвижных групп, где танкам придавались стрелковые батальоны. Этот опыт был сочтен не очень удачным, и к началу штурма второй полосы была создана «группа прорыва» нового типа: два танковых батальона, батальон огнеметных танков, батальон пехоты, саперная рота и два дивизиона артиллерии. Структура, весьма похожая на кампфгруппы вермахта, которые годом позже будут проламывать уже советскую оборону. К сожалению, тогда, в 1940-м, опыт успешных действий группы полковника Лелюшенко не был до конца оценен командованием РККА.