Дэвид Хоффман - Шпион на миллиард долларов. История самой дерзкой операции американских спецслужб в Советском Союзе

Гилшер встречался с Толкачевым уже год и остро ощущал свою ответственность за его безопасность и за безопасность операции. Готовясь к следующему рандеву, он составил очень длинную оперативную записку, которую Толкачев прочтет после того, как они попрощаются. В письме Гилшер мог сказать больше, чем было возможно за время короткой встречи. Гилшер предупредил Толкачева, что ввод войск в Афганистан может побудить КГБ усилить уличное наблюдение и для связи им, возможно, придется использовать тайники, хоть Толкачев их и не любил. Гилшер вновь заверил Толкачева, что ЦРУ поймет, если он не сможет выдавать столько же совершенно секретных документов, сколько раньше, — по крайней мере, в обозримом будущем. “Пожалуйста, не испытывайте сожалений по поводу этой ситуации, работайте спокойно и не выносите из первого отдела те материалы, которые не связаны с вашей работой”, — писал он.

В то же время в письме Гилшера содержалось прямо противоположное и недвусмысленное послание: Соединенные Штаты испытывают потребность — остро нуждаются! — в получении и дальше ценной информации от Толкачева. Гилшер очертил широкий круг засекреченных тем, которые Толкачев мог бы разведать. “Мы были очень рады получить от вас электронные компоненты”, — писал Гилшер, прося Толкачева найти что-то еще, например металлические детали самолетов и технические устройства. “Сплавы, из которых строят самолеты, представляют огромный интерес, — писал он и прибавлял: — мы будем очень благодарны”. Он также писал: “Напоминаю вам, что мы очень хотели бы получить телефонные и другие справочники институтов, министерств и иных учреждений, с которыми работает ваш институт”. ЦРУ, говорил Гилшер, хочет знать о конкретных людях и о том, “кто ездит за границу, если вам это известно”. ЦРУ хотело представлять, что́ советские инженеры знают об американских технологиях: “пожалуйста, опишите подробно”, какие “данные, материалы и информация” попадают в советский военно-промышленный комплекс. ЦРУ хотело, чтобы Толкачев сосредоточился на будущих комплексах вооружений, включая недавно начавшуюся разработку самолета дальнего радиолокационного обнаружения и управления и истребителя с вертикальным взлетом и посадкой. Оба проекта были в стадии проектирования. ЦРУ интересовали “дальнейшие новые разработки систем на первом — пятом этапах” исследовательских и конструкторских работ. “Напоминаю вам, что мы заинтересованы во всем, что вам известно о гражданской обороне в вашем институте и в стране в целом. Скажем, есть ли признаки, что сейчас гражданской обороне уделяется больше внимания?” {161} 161 В то время в американских политических и разведывательных кругах серьезно обсуждали внимание советских властей к гражданской обороне и то, значит ли это внимание, что СССР готовится к возможной ядерной войне. Список этих пожеланий ширился и ширился. ЦРУ хотело знать как можно больше о фондах закрытой институтской библиотеки, в том числе как оттуда материалы выносят, как получают на них разрешения и как долго документы можно держать на руках. ЦРУ спрашивало, документы какого уровня секретности хранятся в библиотеке, касаются ли они будущих или современных комплексов вооружений, имеется ли в библиотеке информация об авиации и радарах, о материалах, которые используются в самолетостроении, а также есть ли в ней: чертежи самолетов, ракет, лазеров; исследования в области направленной энергии, аэрозолей, сплавов и специальных металлов, тактики авиаударов, электрооптики, тактики передовых постов наведения авиации и непосредственной авиационной поддержки; данные по системам командования и контроля. ЦРУ интересовалось, не может ли Толкачев замерить экспонометром освещенность в институтской библиотеке и, может быть, сфотографировать несколько образцов тех типов документов, “которые вы обоснованно можете запросить для своей работы” {162} 162 Черновик оперативной записки Гилшера, напечатанный на машинке, без даты. .

Гилшер также ломал голову над новыми способами получения секретных документов. Согласно новым правилам секретности, Толкачев, получая секретные документы из первого отдела, должен был сдавать свой рабочий пропуск. Соответственно, без пропуска он не мог ни выйти из института с бумагами, ни вернуться обратно. И вот Толкачеву пришла в голову мысль: а что, если ЦРУ изготовит копию пропуска? Тогда он сможет оставлять один пропуск в первом отделе, получая документы, а копию показывать на проходной. Гилшер напряженно думал: что может пойти не так? Не будет ли выглядеть странно, если Толкачев оставит свой пропуск в первом отделе, а несколько минут спустя его увидят с таким же пропуском на входе или выходе из здания? Не попадется ли он таким образом? Впрочем, идея фальшивого пропуска казалась ЦРУ притягательной. Если все получится, это будет великолепный обманный ход, который поможет их самому ценному агенту {163} 163 Резидентура — штаб-квартире, 28 января 1980, 281135Z. Вопросы о пропуске были в черновике оперативной записки Гилшера к февральской встрече, без даты, отпечатанной на машинке. .

В письме Гилшер также составил для Толкачева новый график встреч на следующий год и привел новые инструкции, как подавать сигнал о готовности к встрече после долгой паузы. Инструкции отражали внимание куратора к деталям. В первый день каждого месяца Толкачев должен ставить метку в определенном месте “тем желтым восковым карандашом, который я передал вам, — это надежнее, чем метка мелом, который может смыться или стереться. Напоминаю, что сигнал — это горизонтальная черта длиной 10 сантиметров на уровне талии”.

Вечером 11 февраля 1980 года Гилшер долго сбрасывал хвост. Он прибыл на место своей шестой встречи с Толкачевым на 20 минут раньше. Это было рядом с Ленинградским проспектом, одной из главных транспортных магистралей, ведущей на северо-запад из центра Москвы. Гилшер покружил вокруг, тщательно осматриваясь. Когда подошел Толкачев, они двинулись вперед, разговаривая на ходу и кратко обсуждая пункты своей повестки. Гилшер передал Толкачеву два 35-миллиметровых фотоаппарата Pentax . Толкачев в ответ отдал четыре камеры Tropel — синюю, золотистую, серебряную и зеленую, на которые фотографировал документы. Он также вручил Гилшеру оперативную записку на девяти страницах.

Толкачев сказал, что теперь для подтверждения даты встречи он будет включать свет на кухне в своей квартире между полуднем и двумя часами дня. Свет был хорошо виден с улицы. Они договорились встретиться еще раз в мае. Гилшер предупредил Толкачева об усиленном наблюдении со стороны КГБ.

Затем Толкачев спросил о таблетке для суицида. Гилшер с большой неохотой ответил, что штаб-квартира отклонила “особый запрос”.