Александр Суворов - Военная наука – наука побеждать (сборник)

Ныне повелите суки рубить в местах, определенных по мирскому приговору, и прежде удовольствовать лядинами скудных, а за сим уже достаточных совестным рассмотрением при священнике. Ибо, в случае малейшего налога от имущественных крестьян над скудными, в моем присутствии последует строгое взыскание за неприличность сию и недонос мне на сильных крестьян. Солью торговать моим крестьянам поодиночке незаконно; когда соль покупать, то на это всем миром складываться старшим крестьянам на мирском сборе, сколько на какую семью потребно, и потому на покупку собирать с семей деньги, и как скоро привезена будет соль по наряду подвод от мира, то в те же сутки оную по семьям разделить. Непорядки сокращать мирскими наказаниями, но непорядочного в рекруты отдавать не можно; понеже малолюдствуют от того семьи и страждет крестьянское хозяйство – и я моим крестьянам всюду запретил в натуре рекрут отдавать. В осторожность от своевольств от покойного моего родителя запрещено было новгородским крестьянам между прочим варить браги. Так и ныне сие наистрожайше повелите. В кривинской моей вотчине остерегите паки от держания беглых и искорените зло…

[Август 1785 года, с. Кистошь]

Ундольские крестьяне не чадолюбивы и недавно в малых детях терпели жалостный убыток. Это от собственного небрежения, а не от посещения Божия, ибо Бог злу невиновен. В оспе ребят от простуды не укрывали, двери и окошки оставляли полые и ненадлежащим их питали, и хотя небрежных отцов должно сечь нещадно в мирском кругу, а мужья – те с их женами управятся сами, но сего наказания мало; понеже сие есть человекоубийство, важнее самоубийства. Порочный, корыстолюбивый постой проезжих тому главною причиною, ибо в таком случае пекутся о постояльцах, а детей не блюдут. Свидетельствует то и последняя ревизия, сколь мало мои деревни против прочих умножились. А потому имеющим в оспе и кори детей отнюдь не пускать приезжающих, и где эта несчастная болезнь окажется, то с этим домом все сообщения пресечь, ибо той болезни прилипчивее нет.

[1785 год]

Указано моими повелениями в соблюдение крестьянского здоровья и особливо малых детей прописанными в них резонами и лекарствами, как и о находящихся в оспе, чтобы таких отнюдь на ветер и для причащения в Божию церковь не носить. Сия болезнь неминуемо каждого человека исходит. Бережливость от ветра теплотою, а не ветром. Но ныне, к крайнему моему сожалению, слышу, что из семьи Якова Калашникова девочка оспой померла, и он квартирующему у него подлекарю сказал: «Я рад, что ее Бог прибрал; а то она нам связала все руки». С прискорбностию нахожу нужным паки подтвердить, чтобы во всем сходно крестьяне прежние мои приказания исполняли. Неисполнители наказаны быть имеют следующим штрафом: Калашникова при собрании мира отправить к священнику и оставить на три дня в церкви, чтобы священник наложил на него эпитимию, чтобы впредь так говорить об умерших своих детях не мог; а старался бы о воспитании и присмотре за ними, яко он и сам от отца рожденный. Старосту же за несмотрение поставить в церковь на сутки, чтобы он молился на коленах и впредь крепко смотрел за нерадивыми о детях отцами и не дозволял младенцев, особенно в оспе, носить по избам, от чего чинится напрасная смерть; в противном случае будет поступлено вяще. О прочих крестьянах не моего владения я ничего не говорю. Но только запрещаю, буде у них в оспе есть дети, в домы их ходить, и детей малых туда не пускать.

[1786 год]

Лень рождается от изобилия. Так и здесь оная произошла издавна от излишества земли и от самых легких господских оброков. В привычку вошло пахать иные земли без навоза, от чего земля вырождается и из года в год приносит плоды хуже. От этой привычки нерадение об умножении скота, а по недостатку оного мало навоза, так что и прочие земли хуже унавоживаются, и от того главный неурожай хлеба, который, от чего Боже сохрани, впредь еще хуже быть может. Чего ради пустоши Какотиху и Федейцево определяю единожды навсегда на сенные покосы, и в них впредь никогда земли не пахать и в наймы не отдавать, а поросший на ней кустарник расчистить. Под посев же ахать столько, сколько по числу скотин навоз обнять может, а неунавоженную не пахать и лучше оставшуюся, навозом не покрытую часть пустить под луга, а кустарник своевременно срубать. Но и сие только на это время; ибо я наистрожайше настаивать буду о размножении рогатого скота и за нерадение о том жестоко вначале старосту, а потом всех наказывать буду.

«Крестьянин богатеет не деньгами, а детьми. От детей ему и деньги »

Единожды размноженную скотину отнюдь не продавать и не резать и только бычков променивать на телушек с придачею. Самим же вам лучше быть пока без мяса, но с хлебом и молоком. Разве чрез прошествие нескольких лет прироста скотина окажется лишнею против земли и вся нынешняя земля укроется навозом, тогда можно и в пустоши лишний навоз вывозить. У крестьянина Михайла Иванова одна корова! Следовало бы старосту и весь мир оштрафовать за то, что допустили они Михайлу Иванова дожить до одной коровы. Но на сей раз в первые и в последние прощается. Купить Иванову другую корову из оброчных моих денег. Сие делаю не в потворство и объявляю, чтобы впредь на то же еще никому не надеяться. Богатых и исправных крестьян и крестьян скудных различать и первым пособлять в податях и работах беднякам. Особливо почитать таких неимущих, у кого много малолетних детей. Того ради Михайле Иванову сверх коровы купить еще из моих денег шапку в рубль. Ближайший повод к лени – это безначалие. Староста здесь год был только одним нарядником и потворщиком. Ныне быть старосте на три года Роману Васильеву и вступить ему в эту должность с нового года. Ежели будет исправен, то его правление продолжится паче, ежели в его правление крестьяне разбогатеют, а паче того, коли из некоторых выгонит лень и учинит к работе и размножению скота и лошадей радельными, то в работах ему будет помощь от мира, а все случающиеся угощения – земские – отправлять вотчиной. А он оных чужд. Моим дворовым людям никаких посулов давать не дерзать; ибо теми посулами откупаются виноватые; а кто из них отважится оных посулов требовать, то означать его имя прямо ко мне в отписках.

А. С.

3 октября 1787 года, к[репость] Кинбурн

Батюшка Князь Григорий Александрович! Простите мне в штиле, право силы нет, ходил на батарею и озяб. Милостивое Ваше письмо получил. Ей-ей, всякий день один раз к Вашей Светлости курьера посылал.

Флот наш, Светлейший Князь, из Глубокой вдалеке уже здесь виден. О! коли б он, как баталия была, в ту же ночь показался, дешева б была разделка. Кроме малого числа, все их морские солдаты были на косе против нас, только и тут им мало выигрышу; ночью ближние казачьи к ним на косе пикеты не видали, чтоб кто ни есть из оставших перевозился. Рано днем, по большей мере, перевезлось сот 6–7. Тут натурально и раненые; какие же молодцы, Светлейший Князь, с такими еще я не дирался; летят больше на холодное ружье. Нас особливо жестоко и почти на полувыстреле бомбами, ядрами, а паче картечами били; мне лицо все засыпало песком, и под сердцем рана картечная ж. Хорошо, что их две шебеки скоро пропали, а как уже турки убрались на узкий язык мыса, то их заехавшие суда стреляли вдоль на нас по косе еще больнее. У нас урон по пропорции мал, лишь для нас велик, много умирает от тяжелых ран, то ж у них, и пули были двойные, в том числе у моего об[ер]-ауд[итора] Манеева вырезана такая пуля из шеи. Но, Милостивый Государь! ежели бы не ударили на ад, клянусь Богом! ад бы нас здесь поглотил. Адмиралу теперь лучше разделываться с оробевшими людьми.