Артем Драбкин - Мы дрались на бомбардировщиках. Три бестселлера одним томом

– Несколько вылетов за ночь приходилось делать?

– Максимум два вылета. Два вылета за ночь я делал под Ржев.

– Кто у вас был стрелком и стрелком-радистом?

– Стрелок-радист – младший лейтенант Пузанов. Хороший парень. Стрелка я уже не помню.

– Какое было моральное состояние летчиков?

– В начале войны отступление вызывало гнетущее впечатление. Но я не помню, чтобы у меня была мысль, что мы можем проиграть войну. Немцы продвинулись далеко, мы внимательно следили, отмечали на карте, ставили флажки. Но упаднического настроения я не помню. А после Сталинградской и Курской битв возникла уверенность, что мы победим.

(Интервью Артем Драбкин)

Я родился в 1919 году в Тульской области на ныне не существующей железнодорожной станции Турпаново. Окончил шесть классов средней школы и поступил в железнодорожное ФЗУ. Окончил училище в 1936 году, получив специальность слесаря-паровозника 3-го разряда, и был направлен на работу в депо.

Первый месяц учеником, а потом начал самостоятельно работать. До ухода в армию я отработал 3 года 9 месяцев. Надо сказать, у меня получалось неплохо. С 3-го разряда вырос до 6-го. Хорошо жил. Зарабатывал хорошо. Одевался хорошо. У меня даже часы были. Лучший костюм на заказ стоил 500 рублей – я за месяц столько зарабатывал. Хотя первый месяц заработал 120 рублей. Но потом бригадир почувствовал, что могу работать, и дал шабровку золотников – пятнышки шабером убирать. Разобрать золотник, пришабрить золотник и лицо и собрать стоило 23 рубля. Я всю операцию проделывал за 8-часовой рабочий день. А другому дадут, он разберет, а шабрить не может…

Почему пошел в авиацию? Случайно. Мой брат и его товарищ, тоже с нашей деревни, то никуда не спешили – пока умоешься, паклю намочишь керосином и идешь в душ отмываться, а тут вдруг еще четырех нет, а они куда-то по-быстренькому уходят. Я спрашиваю: «Куда вы спешите?» – «Мы поступили в аэроклуб». – «Я тоже хочу!» Их потом взяли в Морфлот, а я остался летать. Окончил аэроклуб без отрыва от производства, приехала комиссия, проверили технику пилотирования, сдал теорию… Не с первого раза.

Сдавал зачет по моторам. Принимал техник-лейтенант с двумя кубарями. Он мне показывает муфту от магнето. Я знаю, что она с М-17, который на Р-5 стоял, а не с М-11, что на У-2, – такая же по форме, но больше. Вместо того чтобы сказать: «Это не с М-11», говорю: «Это не с У-2». Получил «два». Потом сдал, конечно. Так получилось, что в первый набор в истребительную школу я не попал, вместе со мной не попали и еще одиннадцать человек, получивших «отлично» по пилотированию. Думаю, что нас «придержали». Организовали тренировочный отряд, подлетывать. Часть из этих двенадцати человек сделали инструкторами. А в декабре 1939-го был призван в армию и зачислен курсантом Таганрогской школы бомбардировщиков. Быстро прошли курс молодого красноармейца. И сразу стали летать на Р-5, а потом и на СБ. После Р-5 это машина! Отобрали самых способных и гнали… везде бегом, по 10 часов занятия. Должны были учиться четыре года, а учились всего два.

– Как восприняли приказ Тимошенко?

– Ужас. Из взводов сразу начали бежать, из училища убегали. Две ночи в казарме стоял гул, никто не спит, подушки летят, сапоги летят. Дежурные офицеры всю ночь ходят по казарме, успокаивают. А ведь уже было пошито обмундирование, только кубики привинтить. Все это осталось и сгорело, когда школа эвакуировалась. Ходили разговоры, что в Энгельсе один курсант специально разбился, только чтобы не становиться сержантом. Я это дело пережил спокойно. Куда денешься?! Нам дали звание сержантов, два треугольника. В войну я уже получил старшего сержанта, потом старшину. Командиром звена стал еще старшиной – уже 90 вылетов сделал! А тут приходят старший лейтенант и лейтенант ко мне в подчинение… Зато в 1943 году сразу получил три звания: младшего лейтенанта, лейтенанта и старшего лейтенанта.

В апреле 41-го отправили по полкам. Наш полк базировался в Выползово. В районе Твери, Валдай недалеко. Там самолеты были ДБ-3М.

В ночь на 22 июня я был в наряде, дежурным по аэродрому. А дежурному по аэродрому разрешалось с ночи отдыхать не раздеваясь. Только гимнастерку можно было расстегнуть. В Выползово много комаров, грызут – ужас какой-то. Время отбой… летчики в казарме. Все улеглись, и я лег одетый. Винтовка около меня стоит. И тревога! Прибегаем на аэродром, а на стоянку к самолетам не можем пройти – часовые не пускают. Надо звонить в караульное помещение, чтобы начальник караула или разводящий пришел, снял бы пост. Я поправил повязку дежурного, вышел вперед. Тут они сдались – пропустили. До 11 часов утра ничего известно не было. Офицеры все уехали домой к семьям, на аэродроме одни сержантики. Потом один радист включил радиостанцию и передают: «Будет выступать Молотов»… Война… Бомбят. Сразу стали маскировать самолеты, таскать ветки, закрывать… Видно же, что накрыто… Начали заталкивать самолеты в лес, под деревья… Появился заместитель командира полка. Вызвал меня, отчитал за висящий на шесте конус и авиационный флаг. Дал распоряжение срубить эти столбы. Нас не бомбили, и на задания мы не летали.

Через месяц отобрали 10 экипажей на переучивание на ночников. Отправили нас в Рязанскую школу. Готовились целиком экипажами. Но немец наступал быстро, школа эвакуировалась в Среднюю Азию. Мы поехали эшелоном, а самолеты перегоняли. Самолеты уже были старенькие, и половина их в пути осталась. В Коршах мы там целый год учились. Только в июле 1942 года приехали в Монино в 728-й полк. Этот полк был образован из двух разбитых летом 41-го. В этом полку воевал до конца войны, выполнил 294 боевых вылета со своим экипажем и три вылета на Дальнем Востоке с другим экипажем.

– Кто у вас был в экипаже?

– Штурман у меня был «батя» Матосов. Он никогда штурманом не был, еще до 1936 года прошел трехмесячную территориальную службу, и все. Когда война началась, его призвали в армию. Недалеко от Выползово, на станции Куженкино, он охранял авиационные склады. А потом приказ Сталина: кто был связан с авиацией, вернуть со всех частей в авиацию. И его направили. Он пришел пешком в нашу часть. Когда на ночника переучивались, штурманская подготовка была хорошая. Он выучился и летал все время со мной. Радист и стрелок были марийцы. Радист Блинов и его бывший одноклассник Вьюнов.

В полк приехали. С командиром полка выполнил один полет в зону, и он выпустил меня на боевой вылет. Техника пилотирования у меня была хорошая.

В первом вылете бомбили Ржев. Он был на линии фронта. Высоту дали тысячи четыре… Первый полет выполнил удачно, потом стало легче. После первого вылета мне командир звена, майор Симонов, потихоньку говорит: «Не слушай никого, набирай высоту, какую наберешь». Точность бомбометания была у нас хорошей, поскольку я всегда мог выдержать высоту, скорость и курс. Я всегда залезал как можно выше, если цель, конечно, не на линии фронта – там особенно не наберешь, крутиться не будешь, времени не хватает. Один раз над Варшавой я набрал 7800.