Павел Нахимов - Адмирал Ее Величества России

Сами Вы, государь, если бы были на моем месте, неужели согласились бы принять такое положение? Могло ли бы чувство народной чести Вам то дозволить? Смело отвечаю: нет! Итак, оставьте мне право мыслить так же. На что ни решились бы Ваше Величество, я не отступлю ни перед какой угрозой. Возлагая надежду на Бога и на мое право, ручаюсь в том, что Россия явится в 1854 году такою же, какою была в 1812-м.

Если, однако же, Ваше Величество, с меньшим равнодушием к моей чести возвратитесь к нашей обоюдной программе, ежели Вы подадите мне вашу руку от сердца, как я предлагаю Вам свою в эти последние минуты, я охотно забуду все, что в прошедшем могло бы быть для меня оскорбительным. Тогда, Государь, но только тогда, вступим в обсуждение разъединившего нас вопроса и, может быть, согласимся.

Пусть ваш флот ограничится удержанием турок от доставления новых сил на театр войны. Охотно обещаю, что им нечего будет опасаться с моей стороны. Пусть они пришлют ко мне уполномоченного для переговоров. Я приму его, как следует. Мои условия известны в Вене. Вот единственное основание, на котором мне прилично вести переговоры».

Письмо Наполеона III и ответ нашего государя возбудили много толков в европейской журналистике, где, среди пристрастных суждений и памфлетов, раздавался кое-где голос истины, отдававший справедливость неотразимой силе доводов русского правительства. В «Times» 15 февраля н. ст. было сказано о письме императора французов к российскому императору: «Неопределенная и непонятная фразеология этого письма представляет разительную противоположность с искусством и точностью слога, которыми доселе отличалась дипломатическая переписка французского правительства».

Далее изложено мнение, что письмо Наполеона не имело никакой основательной цели; предлагая российскому императору заключить перемирие и немедленно вывести свои войска из Дунайских княжеств, нельзя было ожидать, чтобы он принял такие условия. Конвенция, которая должна быть подвергнута на утверждение конференции четырех держав, не может отклониться от оснований, принятых сими державами; а как Россия требует условий, которые те же державы отвергли формальным протоколом, то согласить обе эти системы, как выразился лорд Кларендон [103], значит желать невозможного, так же, как провести две параллельные линии, пока они сойдутся.

«Не знаем, – сказано было в статье – по какому праву приведено в этом письме имя королевы Английской, но смеем заметить, что мнения и виды английского правительства могут быть сообщаемы иностранным дворам и публике только нашими собственными официальными агентами. Собственноручные письма и личные сношения между венценосцами в таком важном европейском вопросе совершенно чужды обычаям английского двора и узаконениям нашей страны, и мы уверены, что ни ее величество королева, ни английское министерство не уполномочивали никакого иностранного государя на такое странное употребление мнимого одобрения ее величеством столь неопределенного плана.

Во всех прежних сообщениях по сему вопросу английское и французское правительства говорили одно и то же, но ни одно из них не предоставляло другому говорить за себя. Действительно, это письмо кажется исключением из общих правил дипломатической корреспонденции, и мы не ожидаем от него никакой пользы, потому что в нем повторяют, только в несовершеннейшей форме, те же предложения, которые уже были отвергнуты, будучи представлены с большей правильностью».

В мадридской газете «Esperanza» упрекали Наполеона в том, что состоящая под властью его католическая держава соединилась с мусульманской против другого христианского государства. «Возможно ли, – сказано было в газете, – чтобы глава нации, выдающей себя за самую просвещенную в мире, под предлогом политического равновесия, которое нимало не нарушено, содействовал магометанскому варварству против христианской образованности; чтобы властелин Франции, по справедливости называющий себя восстановителем порядка, соединился с мятежниками всего света и с Англией, которой политические правила и коммерческие расчеты, по причине отдельного ее положения на острове и преобладания на море, нередко нарушают мир Европы».

Далее было ясно выказано, что западные державы, питая недоброжелательство к России, предложили первую венскую ноту в полном убеждении, что она будет отвергнута в Петербурге. Когда же император Николай принял ноту безусловно, а султан отказался принять ее, западные державы отказались от сделанного ими самими предложения, приписав вину того толкованиям на эту ноту графа Нессельроде. Еще ничтожнее предлог, выставляемый врагами России для оправдания вступления их флотов в Черное море.

Последующие действия Наполеона III явно обнаружили, что, возглашая о сохранении политического равновесия, он стремился к преобладанию на Востоке. Война между Россией и Портой возбудила надежды греков расширить пределы своего королевства и освободить своих единоземцев, оставшихся под игом турок. С этою целью значительные отряды греческих волонтеров вторглись в январе 1854 года в Эпир и соединились с жителями сей области, восставшими под предводительством Гриваса.

Оттуда возмущение распространилось в Фессалии и Македонии; в городе Пете образовалось временное правительство, под председательством Цавелласа. Эти события поставили Англию и Францию в затруднительное положение; приняв на себя защиту Порты и опасаясь, чтобы волнения в греческих областях не отвлекли силы турок с Дуная, западные державы неохотно, однако же решались поддерживать угнетателей-мусульман против христиан, томившихся у них в рабстве, тем более, что, готовясь скреплять оковы греков, они в то же время давали убежище выходцам из Венгрии и Польши.

Но продажная европейская журналистика оказала большую помощь двуличной политике западных держав: появилось множество памфлетов, в которых восставшие греки были представлены разбойниками, сволочью, не стоящей внимания образованных наций. Вместе с тем Франция приняла деятельное участие в войне, заняв Пирей двумя тысячами человек из дивизии генерала Форей. Аббас-паша египетский также оказал важную услугу Порте; войска его, посланные в Эпир, овладели Петою в апреле 1854 года и положили конец восстанию греков.

О прерывании дипломатических сношений с западными державами было объявлено всенародно Высочайшим манифестом, в котором государь напоминал о доблестях русского народа в 1812 году.