Павел Нахимов - Адмирал Ее Величества России

Владимир Алексеевич, с своей стороны, не упускал случая показать свое уважение к Нахимову: относительно эскадренных порядков мы имели приказание следовать во всем кораблю «Двенадцать апостолов»; имея намерение ввести в употребление на флоте что-нибудь новое, Корнилов всегда спрашивал предварительно мнение своего старого товарища, и для этого, невзирая на дурную погоду, ездил на корабль Нахимова не менее двух раз в неделю и, кроме того, часто посылал к нему своих флаг-офицеров; так, по его приказанию, я представлял Павлу Степановичу: таблицу расписания офицеров на военных судах, книгу дневных сигналов для гребных судов, книгу ночных и туманных сигналов для батарей, гребных судов, телеграфов и крейсеров, ночную таблицу позывных сигналов для эскадр и судов Черноморского флота, ночную таблицу рандеву Черного и Азовского морей и т. п.; наконец, услышав, что Нахимов огорчается, когда на корабль «Великий князь Константин» требуют мичманов его эскадры выписать приказ, Владимир Алексеевич принял методу посылать к Нахимову копию своего приказа по эскадре, с просьбою сделать приказ известным, а в неважных случаях просил его запискою объявить по эскадре такое-то распоряжение, и Павел Степанович, считая впереди всего пользу Черноморского флота, всегда с радостью содействовал Корнилову. Таким образом, дружеские отношения адмиралов укреплялись, и в продолжение всего лета 1854 г. Нахимов был принят как родной в семействе Владимира Алексеевича…

На случай тревоги на Северной стороне начальствовать войсками назначается контр-адмирал Истомин, на Южной – контр-адмирал Панфилов. Войска должны скопляться по мере требований и по сигналам с флагманского корабля. Начальникам войск получить приказание от командующего войсками в Крыму генерал-лейтенанта Моллера, к которому им предварительно явиться для получения надлежащих наставлений, причем представить и состав морских войск, могущих собраться на этой или другой стороне; кроме того, контр-адмиралу Истомину по обороне Северного укрепления по требованиям войск оттуда обращаться к генерал-лейтенанту Павловскому, на что спросить заранее разрешения генерал-лейтенанта Моллера.

О распоряжении этом имею честь сообщить в. пр-ву для сделания известным по флоту, причем присовокупив, что в случае моей отлучки из Севастополя е. с-ти угодно, чтобы движение флота и войск с кораблями [117]было подчинено вице-адмиралу Нахимову, как старшему на рейде.

1) Генерал-лейтенанту Павловскому, окончившему возложенное на него поручение по Северному укреплению, сдать начальство над оным генерал-адъютанту Корнилову, на которого возлагается оборона всей северной части Севастополя;

и 2) заведование морскими командами, отделенными для защиты южной части Севастополя, поручается вице-адмиралу Нахимову.

О чем объявляю по севастопольскому гарнизону и вверенным мне вой-скам.

Николай Федорович!

Владимир Алексеевич не существует. Предупредите и приготовьте Елизавету Васильевну [118]. Он умер как герой. Завтра снова дело. Я не знаю, что будет с Севастополем без него – и на флоте, и в деле на берегу. Получил две царапины, о которых не стоит говорить.

У нас без Владимира Алексеевича идет безначалие. Отправляется к вам с курьером шкатулка с секретными бумагами В[ладимира Алексеевича] за моей печатью, которая положена при свидетельстве Попова и Шестакова. Передайте ее его семейству. Что будет завтра и кто будет жив – не знаю. Ожидаю в ночь атаки и абордажа кораблей и фрегатов пароходами и шлюпками.

Атака с берегу умолкла, и я еду на ночь на эскадру отражать нападение. На кораблях 150 человек, вооруженных пиками, тесаками и интрепелями, а на фрегатах только 60 человек с тем же вооружением.

Вам Бог дал ловкий разум. Если захотите, вы облегчите удар семейству покойного. Еще раз повторяю – потеря для России незаменима.

По отступлении нашей армии с реки Альмы, союзники могли немедленно атаковать Севастополь с Северной стороны либо, перейдя на Южную сторону, штурмовать слабые севастопольские укрепления. Правда, при таком способе действий они отказывались от облегчения атаки употреблением привезенной ими с собою осадной артиллерии, но зато не дали бы нам времени усилить защиту Севастополя инженерными работами и вооружить наскоро возведенные батареи орудиями больших калибров с флота, которые дали малочисленному севастопольскому гарнизону возможность бороться с артиллерией союзников.

По всей вероятности, принимая в соображение значительное превосходство в числе войск англо-французской армии, которые к тому же могли быть сосредоточены на любом пункте, малочисленность войск нашего гарнизона, разнородный состав их и необходимость растянуть наши силы по всему протяжению кое-как набросанной оборонительной линии, союзники могли, по переходе на Южную сторону, взять город открытою силою; но, желая предварительно ослабить оборону и избежать потерь, неминуемых при атаке укреплений, они отложили нападение до выгрузки осадных орудий и постройки батарей, и через то дали время защитникам Севастополя усилить оборону и продлить ее на 11 месяцев.

В течение ночи с 4 на 5 (с 16 на 17) октября неприятель частью прорезал, частью открыл заложенные земляными мешками амбразуры в устроенных им батареях. Союзные главнокомандующие условились, чтобы в 6 1/2 часов следующего утра, по сигналу трех бомб, пущенных с французской батареи № 3 [119], все 126 орудий, стоявших на осадных батареях, открыли огонь; тогда же адмиралы должны были поставить на шпринги свои эскадры и действовать по нашим приморским укреплениям.