Михаил Барклай-де-Толли - Изображение военных действий 1812 года

По переходе за Рейн, для Главной армии избрана была операционнй линией дорога, идущая из Базеля, между горами Вогезскими и Юрою, через Везуль, на Лангр, назначенный сборным местом по весьма выгодному положению своему в военном отношении. Для удобства в движениях, армия была разделена на девять колонн, из которых первые пять состояли исключительно из австрийцев, шестая из виютембергцев, седьмая из баварцев, восьмая из русских, девятая из русских, пруссаков и баденцев.

Барклай находился при последней колонне и следовал с нею, в виде резерва, за авангардной колонной графа Гиулая, пошедшей на Лангр, по большой Парижской дороге, через Момбельяр и Везуль. Ему предписано было от Шварценберга быть во всегдашней готовности подкрепить ту из остальных колонн, которая первая подвергнется неприятельскому нападению.

Дождь, снег, оттепели и морозы попеременно затрудняли переходы, но не останавливали войск, благодаря настойчивости и деятельности императора Александра. 9 января Барклай де Толли пришел с своей колонной в Лангр, куда вскоре прибыли и все три союзные монарха, а также князь Шварценберг. Тут, в продолжение шести дней, происходили обсуждения и совещания, имевшие целью решение вопроса: должно ли довольствоваться приобретенными успехами и заключить с Наполеоном мир, или продолжать войну, с тем чтобы, в случае благоприятного хода ее, восстановить в Европе порядок вещей, существовавший до Французской революции?

Мнения были различны, но наконец все согласились с предложением императора Александра: продолжать войну и в то же время вступить в переговоры с Наполеоном. Город Шатильон на Сене был избран местом конгресса. Не знаем, какого мнения был и в какой степени участвовал в этих совещаниях Барклай де Толли. Мы имеем за это время в руках наших только любопытное письмо его к господину Майеру, которое и приводим здесь в русском переводе.

Оно писано 15 января и заключается в следующем: «Если я не отвечал вам до сих пор, то причиной этому море занятий, меня осаждающих. Как видите, мы теперь во Франции, и главная наша квартира в 60 лье от Парижа, а передовые войска большей частью уже дошли до Троа и Шалона. Таким образом, мы можем считать себя почти у цели наших трудов. Дай Бог, чтобы это скоро исполнилось, потому что нам нужен отдых.

Желательно бы было мне слышать, что говорят теперь те… которые, не зная причин, руководивших меня в моих действиях, позволяли себе так дерзко и громко осуждать меня? Если Россия выйдет из этой великой борьбы и, с бессмертной славой как бы перерожденная, станет на высшую степень величия и могущества, то это должно будет приписать благоразумно составленному плану войны 1813 года, и если мы видим неслыханное и невиданное доныне явление, что столь многосложный союз существует и с энергией стремится к достижению одной, общей цели, то за это обязаны мы твердости и неутомимости нашего Государя, действующего с постоянным терпением и неусыпной заботливостью».

Едва было решено: в одно и то же время продолжать войну и вести переговоры, как Наполеон, возвратясь из Парижа, начал наступательные действия против союзников, обратясь прежде всего на расположенную в Бриенне, Лемоне и их окрестностях Силезскую армию. Немедленно, 17 января, начались движения в Главной армии, и в тот же самый день последовало под Бриенном первое сражение союзников во Франции.

В нем участвовали только наши войска Силезской армии. Имея дело с превосходным неприятелем, Блюхер отступил к Трану, куда между тем прибыли, через Бар-сюр-Об: император Александр, король Прусский и Шварценберг из Шомона, и Барклай из Лангра. 20 января последовала новая, жаркая битва у селения Ла-Ротьер, где французами предводительствовал сам Наполеон, а нашими и прусскими войсками Блюхер.

Победа осталась на сторони союзников. Прусский полководец распоряжался в виду обоих союзных монархов и в присутствии Шварценберга и Барклая де Толли, но оба эти главнокомандующие были только простыми зрителями боя, предоставив Блюхеру вполне распоряжаться. «Ни лица их, ни речи, пишет Данилевский, – не обличали в них ни малейшего признака зависти.

Напротив, они старались содействовать Блюхеру советом и готовностью отправлять на его подкрепление войска, бывшие под их начальством. Нельзя не почтить признательным воспоминанием такой благородной черты их души и не упомянуть, что и по своей высокой нравственности они являлись достойными исполнителями повелений добродетельных монархов».

За Ла-Ротьерское сражение все три главнокомандующие были награждены золотыми шпагами, украшенными лаврами и алмазами. На другой день Барклай участвовал в совещании, происходившем в Бриеннском замке, насчет дальнейших действий против Наполеона, и потом пошел с своей частью армии, т. е. с резервами, к Вандевру, а оттуда, последовательно, в Бар-сюр-Об, Троа и Пон-сюр-Сен, откуда войска Главной армии, вследствие успехов, одержанных Наполеоном над Блюхером, перешли к отступлению, продолжавшемуся до самого Лангра.

Отсюда они двинулись опять вперед, до Арсис-сюр-Об, где 8 и 9 марта произошло новое сражение, окончившееся в пользу союзников. Барклай, с вверенными ему резервами, стоял тут позади генерала Вреде, занимавшего с баварскими войсками Арсис, и во время боя подкреплял их своими гренадерами, кирасирами и артиллериею, чем значительно способствовал успеху дела.

Накануне сражения император Александр, прибыв на высоты при Мениль-Лаконтес, где стояла наша гвардия, сошел с лошади и, долго ходя с Барклаем, взад и вперед, по полю, выражал ему свое неудовольствие на австрийских генералов. «Эти господа наделали мне много седых волос», – сказал государь, между прочим, Барклаю.

Всегда строгий блюститель порядка, Барклай де Толли, еще до Ла-Ротьерского сражения, отдал приказ, долженствовавший успокоить мирных жителей тех мест, чрез которые надлежало проходить нашим войскам. «Доброе расположение жителей, в недрах самой Франции, – сказано было в приказе, – поставляет нас в обязанность не считать никого из них нашими неприятелями, исключая тех, кои подъемлют против нас оружие, а потому всякое насилие накажется смертью.

Начальники войск, в обязанность коих вменяю я строго за сим наблюдать, употребят все зависящие от них меры к недопущению всякого своевольства и наглостей. Не посрамим лавров, осеняющих воинов, сражающихся за спокойствие Европы. И да будет мир обязан им миром». Повеление Барклая было исполнено во всей возможной точности, и сами французы отдают должную справедливость поведению наших войск, со славой подвизавшихся на пространстве между Рейном и Сеною.