Михаил Барклай-де-Толли - Изображение военных действий 1812 года

В Можайске нашли мы всех раненых прошедшего дня и большие обозы 2-й армии, также множество повозок Московского ополчения, и с этого времени начались в армии разного рода, доселе незнаемые, беспорядки. Нестройно двигались армии по одной дороге, с боков теснимые обозами.

Государю представлено донесение о совершенной победе. Князь Кутузов видел возможность спасти Москву; хитро приуготовлял к тому общее мнение; он высказывал, что потеря Смоленска была преддверием падения Москвы, не скрывая намерения набросить невыгодный свет на действия главнокомандующего, военного министра, в котором и нелюбящие его уважали большую опытность, заботливость и отличную деятельность.

С прибытием к армиям князя Кутузова известны мне были неприятности, делаемые им Барклаю де Толли, который негодовал на беспорядок в делах, принявших необыкновенный ход. Сначала приказания князя отдавались начальникам Главного штаба, мне и генерал-адъютанту графу Сен-При, чрез полковника Кайсарова, исправляющего при нем должность дежурного, чрез многих других, и даже чрез капитана Скобелева, нередко одни другим противоречащие, из которых происходили недоразумения, запутанности и неприятные объяснения.

Случалось иногда, что приказания доставлялись непосредственно к корпусным и частным начальникам, которые, приступая к исполнению, извещали для доклада главнокомандующим, когда войска выступали из лагеря или возвращались. Приказания объявляемы были также генерал-квартирмейстером 2-й армии Толем, гвардии полковником князем Кудашевым [30].

После сражения при Бородине осталось одно наименование 2-й армии: войска присоединены к 1-й армии, Главные штабы составляли один; я остался в прежнем звании.

27-го числа августа армия имела ночлег недалеко от Можайска. Занявший город арьергард атамана Платова был из него вытеснен неприятелем, но в сей день он не преследовал далее.

28-го числа армия продолжала отступление, неприятель преследовал сильнее, и в арьергарде была схватка довольно горячая.

Князь Кутузов показывал намерение, не доходя до Москвы, собственно для спасения ее, дать еще сражение. Частные начальники были о том предуведомлены.

Генералу барону Беннигсену поручено избрать позицию; чины квартирмейстерской части его сопровождали. Кто мог иметь сведения о средствах неприятеля, о нашей потере, конечно, не находил того возможным; многие, однако же, ожидали, и сам я верил несколько. Нескромны были обещания князя Кутузова: «Скорее пасть при стенах Москвы, нежели предать ее в руки врагов».

Не обманулся ими начальствующий в Москве генерал от инфантерии граф Ростопчин, который хотя делал известною переписку свою с князем Кутузовым, показывал вид спокойствия и безопасности, но всех менее тому верил. Москву старался приуготовить к такому состоянию, чтобы неприятель не мог извлечь из нее ничего для себя полезного.

Я позволил себе некоторые предположения, о которых не сообщил никому, в той уверенности, что, по недостатку опытности в предмете, требующем обширных соображений, могли они подвергаться большим погрешностям. Я думал, что армия наша от Можайска могла взять направление на Калугу и оставить Москву.

Неприятель не смел бы занять ее слабым отрядом, не решился бы отделить больших сил в присутствии нашей армии, за которой должен был следовать непременно. Конечно, не обратился бы к Москве со всею армиею, оставя тыл ее и сообщение подверженными опасности.

Если бы неприятель, наблюдая движение наше на Москву, со всеми силами пошел по направлению на Калугу, нам предстояли другого рода неудобства. Из Калуги он доставал бы продовольствие, в большом количестве заготовленное. С армиею адмирала Чичагова и войсками под начальством генерала от кавалерии Тормасова сношения наши подвергались бы медленности. Богатейшие провинции, снабжающие армию потребностями, были бы отрезаны.

Неприятель сохранил бы в полной безопасности прежние свои сообщения, отклонив их из Смоленска чрез Ельню по направлению к Калуге, местами, не опустошенными войною. Москва могла бы быть спасена таким образом, но армия наша поставлена в необходимость дать сражение, прежде нежели усилена была свежими подкреплениями и во множестве излечившимися ранеными. Сражение надобно было выиграть против мало еще расстроенной, сравнительно с нашею, по ее численности.

Наполеон, заняв Москву, вероятно, думал поразить Россию ужасом и положить скорейший конец войне трудной и жестокой. Не знал он хорошо мужественного характера императора Александра, не знал свойств русского народа, твердого в опасности, в несчастии терпеливого, и Бог, мститель ненасытного властолюбия Наполеона, назначил Москву быть фобом его и славы!

Армия наша, теснимая неприятелем, имея арьергард в беспрерывном огне, и все места, ею перейденные, не находя довольно твердыми позициями, ни на одной из них не остановясь, приблизилась к самым предместьям Москвы.

Место, на котором предположено было устроить армию, простиралось от урочища Фили, впереди селения того же имени, чрез речку Карповку и на Воробьевы горы. Позиция была осмотрена полковником Толем и им найдена довольно хорошею.

Трудно предположить, чтобы князь Кутузов не видел ее слишком ощутительных недостатков; но, желая уверить в решительном намерении своем дать сражение, он показывал вид согласия с мнением полковника Толя и рассуждая количество войск, несоразмерное обширности местоположения, вознаградить избытком артиллерии.

1 сентября рано поутру вместе с прибывшими войсками к селению Фили приехал князь Кутузов и тотчас приказал строить на возвышении, называемом Поклонная гора, обширный редут и у самой большой дороги батареи, назначая их быть конечностью правого фланга; лежащий недалеко по правую сторону лес наполнить егерями, прочие войска расположить по их местам.

В присутствии окружающих его генералов спросил он меня, какова мне кажется позиция? Почтительно отвечал я, что по одному взгляду невозможно судить положительно о месте, назначаемом для шестидесяти или более тысяч человек, но что весьма заметные в нем недостатки допускают мысль о невозможности на нем удержаться. Князь Кутузов взял меня за руку, ощупал пульс и сказал: «Здоров ли ты?»

Подобный вопрос оправдывает сделанное с некоторой живостью возражение. Я сказал, что драться на нем он не будет, или будет разбит непременно. Ни один из генералов не сказал своего мнения, хотя немногие могли догадываться, что князь Кутузов никакой нужды в том не имеет, желая только показать решительное намерение защищать Москву, совершенно о том не помышляя.