Михаил Барклай-де-Толли - Изображение военных действий 1812 года

Князь Кутузов, снисходительно выслушав замечание мое, с изъявлением ласки приказал мне осмотреть позицию и ему донести. Со мною отправились полковники Толь и Генерального штаба Кроссар.

По тщательном обозрении я доложил князю вкратце следующие замечания: местоположение от правого фланга к центру имеет довольно хорошую наклонность, частью для нас выгодную, частью под сильным огнем. Его разрезывает речка Карповка, крутоберегая к стороне Воробьевых гор; въезды на них неудобны, требуют время для исправления. Устроенные на речке мосты подвергаются неприятельским батареям; удаленные от них умедлят сообщения между войск.

Левый фланг армии, занимая вершину Воробьевых гор, должен иметь весьма сильные укрепления, защищаемые главною частью войск, ибо на противоположной равнине может неприятель расположить тридцать и более тысяч человек, готовых к атаке. В тылу у нас Москва-река, единственное отступление фланговым движением к речке Карповке.

Князь Кутузов, выслушав, приказал сделать вторичное обозрение, и, по возвращении, я доложил ему, что, расположив армию на Воробьевых горах, перехватя Калужскую дорогу впереди заставы, можно удерживать Серпуховскую дорогу и отступить на нее, проходя малую часть Замоскворечья. В заключение я сказал, что позиция чрезвычайно невыгодна, отступление очень опасно и трудно арьергарду удержаться столько времени, чтобы армия успела отдалиться.

Отступление войск, защищающих Можайскую дорогу не иначе как через город, надобно согласовать с общим движением армии. Князь Кутузов, выслушавши мое объяснение, ничего не сказал, а войска продолжали устраиваться по прежнему его приказанию. 4-й корпус генерала Дохтурова направлен на Воробьевы горы, работа окопов продолжалась.

Я нашел у князя генерала графа Ростопчина, с которым он (как я узнал) долго очень объяснялся. Увидевши меня, граф отвел в сторону и спросил: «Не понимаю, для чего усиливаетесь вы непременно защищать Москву, когда, овладев ею, неприятель не приобретет ничего полезного. Принадлежащие казне сокровища и все имущество вывезены; из церквей, за исключением немногих, взяты драгоценности, богатые золотые и серебряные украшения.

Спасены важнейшие государственные архивы. Многие владельцы частных домов укрыли лучшее свое имущество. В Москве останется до пятидесяти тысяч самого беднейшего народа, не имеющего другого приюта». Весьма замечательные последние его слова: «Если без боя оставите Москву, то вслед за собою увидите ее пылающую!»

Конечно, звание мое обратило внимание на меня; до того гордый вельможа не знал меня. Вежливо отвечал я: «Ваше сиятельство видите во мне исполнителя воли начальника, не допускающего свободы рассуждения». Он не скрыл от меня подозрения, что Кутузов далек от желания дать сражение.

Граф Ростопчин уехал, не получив решительного отзыва князя Кутузова. Ему по сердцу было предложение графа Ростопчина, но незадолго пред сим клялся он своими седыми волосами, что неприятелю нет другого пути к Москве, как чрез его тело. Он не остановился бы оставить Москву, если бы не ему могла быть присвоена первая мысль о том.

Данная им клятва его не удерживала, не у преддверия Москвы можно было помышлять о бое; недоставало времени сделать необходимые укрепления; едва ли достаточно было, чтобы порядочно расположить армию. 29-го числа августа им подписано повеление калужскому губернатору о направлении транспортов с продовольствием из Калуги на Рязанскую дорогу.

Князь Кутузов рассказал мне разговор его с графом Ростопчиным и со всею простотою души своей и невинностью уверял меня, что до сего времени он не знал, что неприятель приобретением Москвы не снищет никаких существенных выгод и что нет, конечно, причин удерживать ее с чувствительною потерею, и спросил, как я думаю о том? Избегая вторичного испытания моего пульса, я молчал; но, когда приказал он мне говорить, подозревая готовность обойтись без драки, я отвечал, что прилично было бы арьергарду нашему в честь древней столицы оказать некоторое сопротивление.

День клонился к вечеру, и еще не было никаких особенных распоряжений. Военный министр призвал меня к себе, с отличным благоразумием, основательностью истолковал мне причины, по коим полагает он отступление необходимым, пошел к князю Кутузову и мне приказал идти за собою.

Никому лучше военного министра не могли быть известны способы для продолжения войны и какими из них в настоящее время пользоваться возможно; чтобы употребить более благонадежные, надобно выиграть время, и для того оставить Москву необходимо.

Князь Кутузов, внимательно выслушав, не мог скрыть восхищения своего, что не ему присвоена будет мысль об отступлении, и, желая сколько возможно отклонить от себя упреки, приказал к восьми часам вечера созвать господ генералов на Совет.

В селении Фили, в своей квартире, принял князь Кутузов собравшихся генералов. Совет составили: главнокомандующий военный министр Барклай де Толли, генерал барон Беннигсен, генерал Дохтуров, генерал-адъютант Уваров, генерал-лейтенанты граф Остерман-Толстой, Коновницын и Раевский; последний, приехавший из арьергарда, бывшего уже не в далеком расстоянии от Москвы, почему генерал Милорадович не мог отлучиться от него.

Военный министр начал объяснение настоящего положения дел следующим образом: «Позиция весьма невыгодна, дождаться в ней неприятеля весьма опасно; превозмочь его, располагающего превосходными силами, более нежели сомнительно. Если бы после сражения могли мы удержать место, но такой же потерпели урон, как при Бородине, то не будем в состоянии защищать столько обширного города.

Потеря Москвы будет чувствительною для государя, но не будет внезапным для него происшествием, к окончанию войны его не наклонит и решительная воля его продолжать ее с твердостью. Сохранив Москву, Россия не сохраняется от войны жестокой, разорительной; но, сберегши армию, еще не уничтожаются надежды Отечества, и война, единое средство к спасению, может продолжаться с удобством.

Успеют присоединиться, в разных местах за Москвою приуготовляемые, войска; туда же заблаговременно перемещены все рекрутские депо. В Казани учрежден вновь литейный завод; основан новый ружейный завод Киевский; в Туле оканчиваются ружья из остатков прежнего металла.

Киевский арсенал вывезен; порох, изготовленный в заводах, переделан в артиллерийские снаряды и патроны и отправлен внутрь России». Военный министр предпочитал взять направление на город Владимир в намерении сохранить сообщение с Петербургом, где находилась царская фамилия.