Бонапарт Наполеон - Путь к империи

Меньшинство аристократии, управлявшей Генуэзской республикой, большинство третьего сословия и весь народ западной Ривьеры были благожелательно настроены к французским идеям. Генуя была единственным значительным городом в этом государстве. Она была обнесена двойной бастионной оградой, оборонялась многочисленной артиллерией, 6000 человек линейных войск и 6000 национальной гвардии.

По первому знаку сената 30 000 человек из низших цехов, таких как угольщики и носильщики, крестьяне долин Польчевера, Бизаньо и Фонгана-Буона, были готовы двинуться на защиту владетеля [47]. Чтобы овладеть этой столицей, нужно было иметь 40-тысячную армию и осадный парк и затратить на это два месяца. В 1794 и 1795 годах и в начале 1796 года австро-сардинская армия стояла к северу от Генуи и сообщалась с ней по Бокеттскому перевалу.

Французская армия стояла на западе и сообщалась с нею по береговой дороге (Корниш) от Савоны. Расположенная, таким образом, между двумя воюющими армиями, Генуя могла получить помощь от обеих и сохраняла равновесие между ними. Та, за которую она выступила бы, приобрела бы большое преимущество. Это придавало Генуе значительный вес в делах Италии.

Сенат чувствовал всю деликатность такого положения и вместе с тем силу, которую оно ему придавало. Он предпочитал держаться нейтралитета и не считался ни с посулами, ни с угрозами коалиции. Торговля города ширилась и привлекала в республику огромные богатства.

Но неприкосновенность его порта была нарушена английской эскадрой. Катастрофа с фрегатом «Модест» сильно задела всех французов. Конвент затаил досаду, но выжидал благоприятной минуты, чтобы потребовать достойного возмещения. Несколько знатных семейств, наиболее приверженных Франции, были изгнаны. Это было новым оскорблением, за которое французскому правительству предстояло потребовать удовлетворения.

После сражения у Лоано, зимой 1796 года, Директория сочла момент тем более благоприятным, что сверхсметный доход в 5–6 миллионов имел бы большое значение вследствие нищеты, которую испытывала ее Итальянская армия. Эти переговоры были начаты, когда Наполеон прибыл для командования армией.

Он осудил эту мелочную политику, не имевшую шансов увенчаться каким-либо успехом и неизбежно ведшую к раздражению и к неудовольствию населения этой важной для Франции столицы. «Нужно, – говорил он, – или штурмовать валы крепости и, утвердившись там, энергичным натиском разгромить аристократию, или уважать независимость Генуи и, главное, оставить ей ее деньги».

Несколько дней спустя, когда неприятельские армии были отброшены за По и сардинский король сложил оружие, Генуэзская республика оказалась всецело во власти Франции. Директория хотела установить в ней демократию, но французские армии ушли уже далеко вперед. Для обеспечения успеха подобной революции было необходимо присутствие или, может быть, даже пребывание под стенами Генуи отряда из 15 000 французов в течение нескольких недель.

И это в то время, когда повсюду открыто говорили о приходе Вурмзера, который тогда пересек Германию и вошел в Тироль. Затем поражение Вурмзера, маневрирование в Тироле и по ущельям Бренты, наступление Альвинци для освобождения Вурмзера в Мантуе – все эти события одно за другим делали необходимым сосредоточение всей армии на Адидже. Впрочем, армии нечего было опасаться генуэзцев: среди господствующего класса не было единства, а народ стоял на нашей стороне.

Жерола, посланник императора, воспользовавшись уходом армии и тайно поддерживаемый феодальной знатью, вызвал восстание в императорских поместьях и организовал отряды из пьемонтских дезертиров, бродяг, оставшихся без дела после роспуска легких пьемонтских войсковых частей, и из австрийских пленных, убегавших с пути вследствие плохого надзора французов.

Этими шайками кишели Апеннины и тыл армии. В течение июня стало совершенно необходимым положить этому конец. Отряда в 1200 человек и присутствия главнокомандующего в Тортоне оказалось достаточно, чтобы все пришло в порядок. Главнокомандующий дал тогда инструкцию французскому посланнику в Генуе Фейпу об открытии переговоров с целью усиления нашего влияния в правительстве, с тем, однако, чтобы для этого не потребовалось присутствие армии. Он добивался: 1) высылки австрийского посланника Жеролы; 2) высылки феодальной знати, в соответствии с одним из статутов республики; 3) возвращения изгнанных семей.

Эти переговоры затянулись. Тем временем пять французских торговых судов были захвачены в сфере огня генуэзских батарей без того, чтобы последние оказали им помощь. Сенат, встревоженный угрозами французских агентов, послал в Париж сенатора Винченте Спинолу, человека весьма подходящего для Франции.

В результате переговоров он подписал 6 октября 1796 года конвенцию с министром иностранных дел Шарлем Делакруа. Все обиды Франции были преданы забвению; Сенат уплатил 4 миллиона контрибуции и вернул изгнанников. Было возможно и следовало воспользоваться этим поводом для заключения с Генуей наступательного и оборонительного союза, для увеличения ее территории императорскими поместьями и областью Массади-Каррара и для получения от нее контингента в 2400 человек пехоты, 400 кавалеристов и 200 артиллеристов.

Но при всей его целесообразности такой союз с олигархами внушал отвращение парижским демократам. Тем не менее спокойствие было восстановлено благодаря этой конвенции и продолжалось вплоть до заключения конвенции в Момбелло в июне 1797 года, и, пока французская армия находилась в Италии, не возникало никакого повода к жалобам на поведение генуэзского населения.

Перемирие в Кераско изолировало австрийскую армию и позволило французской армии изгнать ее из Италии, обложить Мантую и занять линию Адидже. Мир, заключенный в мае в Париже, отдал во власть Франции все крепости Пьемонта, кроме Турина. Сардинский король оказался, таким образом, в полной зависимости от республики.

Его армия была уменьшена до 20 000 человек. Выпущенные им бумажные деньги угрожали разорением частным лицам и государству. Его народ был недоволен и разделился на партии. Имелись приверженцы даже французских идей, хотя их было немного. Некоторые политические деятели хотели революционизировать Пьемонт для того, чтобы не беспокоиться за тылы армии и увеличить наши средства против Австрии, но было невозможно опрокинуть сардинский трон без прямого вмешательства в дела страны, для чего требовались значительные силы, а события, происходившие перед Мантуей, занимали все войска республики в Италии.