Валентин Рунов - Гений войны Скобелев. «Белый генерал»

– Что мы Липпе Демольт какая-нибудь, что Бисмарк смеет так говорить с нами, требовать?

А между тем положение было серьезное. Вильгельм I обиделся и грозил «оседлать боевого коня». Грис (министр иностранных дел России. – Авт. ) струсил. Но тут дядя Скобелева, бывший министр императорского двора граф А. В. Адльберг… помог. Он редактировал письмо к германскому императору. Это письмо, подписанное Александром III, произвело такое впечатление на старика-императора, что он прослезился, и инцидент был исчерпан…

В ожидании развязки этой истории Михаил Дмитриевич страшно волновался. Я его навещал ежедневно. Он предполагал уйти со службы и поручил мне свой заветный портфель с бумагами отвезти в Москву Ивану Ивановичу Маслову, другу семьи Скобелева. Маслов управлял Московскою удельною конторою. Другую часть бумаг передать И. С. Аксакову.

Я попросил мне сообщить текст его парижской речи, и Михаил Дмитриевич начал мне ее диктовать, но не дописал и половины, как вошел граф Н. П. Игнатьев. Я, кончно, ретировался. Когда Игнатьев уехал, Скобелев вошел успокоенный. Оказалось, что ответ из Берлина получен удовлетворительный и Скобелев остался корпусным командиром. Везти портфель в Москву оказалось ненужным.

Из начала речи я помню очень характерное обращение его к сербским студентам. Он говорил, что они должны ценить и помнить, что император Александр III, будучи цесаревичем, воевал за свободу славян и рисковал своей жизнью на полях их отечества… Одним словом – хвалебный гимн Александру III, что не было напечатано. После этого Михаил Дмитриевич бывал не раз в Гатчине, обедал и подарил цесаревичу Николаю Александровичу (будущему императору Николаю II. – Авт. ) верховую лошадь».

«В июне 1882 года, когда Михаил Дмитриевич приезжал из Минска, где он командовал 4-м корпусом, в Москву, я почти ежедневно видел Скобелева. Как-то раз, не застав его в комнате, пошел повидать его в другую, где он сидел в ванне. Я был поражен дряблостью его тела, оно было как бы совсем старческое.

Михаил Дмитриевич, сидя в ванне, читал номер «Ревю де ла Монд». Он бросил мне книгу:

– Прочти, турки нарушают уже болгарскую границу. Неминуема война, и я поеду к князю Буттенбергскому (позднее князь болгарский Александр. – Авт. ). У меня такой план составлен, за который англичане дорого бы дали, чтобы его посмотреть. Еду непременно в Болгарию и буду иметь с собой миллион сто тысяч в кармане. Можно многое сделать.

Процентные бумаги были на хранении в Петербурге, и Скобелев поехал их реализовывать. Я там виделся с Михаилом Дмитриевичем. К нему то и дело прибегали маклеры, для продажи процентных бумаг и золота. Все выручаемое переводилось через Государственный банк в Москву к И. И. Маслову на хранение.

Прошло несколько дней, и мы снова очутились в Москве, где на этот раз Михаил Дмитриевич остановился в «Славянском базаре». Собирались завтракать, тут же был его адъютант и Баранок. Скобелев был не в духе, сердился и собирался ехать к митрополиту… Я спросил его, что с ним, не болит ли сердце?

– Да что с сердцем! – ответил Скобелев. – Я потерял деньги.

– То есть как? Бумажник?

– Какой бумажник? Весь мой миллион пропал!

Я даже не поверил сразу. Оказывается, что И. И. Маслов, которому были переведены миллион сто тысяч рублей на хранение, в эти дни сошел с ума, и нигде не могли найти следов этих денег. Видно было только по распискам, что Маслов из банка получил все деньги, а куда он их девал, было неизвестно, и сам он на вопросы, ему задаваемые об участи скобелевских капиталов, отвечал каким-то несвязным мычанием. Так и не пришел в себя Маслов, и сгинули скобелевские миллион сто тысяч рублей… Все поиски сыщиков и других были безрезультатными.

Скобелева несомненно мучили страшно эта неожиданная потеря и разбитые надежды на войну с Турцией. Он хотел запить свое горе, предаваясь выпивке в обществе разных лиц. Пил все больше шампанское пополам с портвейном за ужином. Я как-то взял его за руку:

– Не довольно ли, Михаил Дмитриевич?

Но он рассердился и ответил:

– Отстань, мне осталось жить 2–3 года, и я хочу прожить их всласть…

Через два дня его не стало…

Наследники Скобелева (княгиня Белосельская) давали 20 тысяч рублей московским сыщикам найти следы пропавших капиталов, но ничего не нашли. Прислуга Маслова тоже была неверная. Слуга в день похорон продавал шкатулку Скобелева на базаре и попался».

В завершение цитирования этих отдельных отрывков хочется сказать, что не исключено, что многие моменты автором могут быть изложены в собственном понимании им виденного и услышанного. Отсюда могут иметь место определенные неточности и даже ошибки. Но их безусловная ценность в том, что они позволяют увидеть некоторые дополнительные грани характера Михаила Дмитриевича и лучше узнать многое об этом человеке.

В последние годы существования Российской империи был взят курс на увековечивание памяти тех военачальников, которые внесли существенный вклад в решение задач вооруженной борьбы при защите интересов России. В этом плане, в том числе, в 1912 году состоялось открытие памятника М. Д. Скобелеву в Москве.

В статье, разработанной С. Л. Марковым по этому случаю, было сказано:

«Поводом к возбуждению вопроса о постройке памятника М. Д. Скобелеву явилось 25-летие его кончины. По соглашению Военного министра с начальником Генерального штаба, 26 февраля 1908 года состоялся всеподданнейший доклад по Главному управлению Генерального штаба, на каковой последовало ВЫСОЧАЙШЕЕ соизволение, и ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ благоугодно было:

1) ВЫСОЧАЙШЕ повелеть ныне же приступить к подготовительным работам по возведению памятника генерал-адъютанту М. Д. Скобелеву в Москве.

2) ВЫСОЧАЙШЕ соизволить разрешить повсеместную в Империи подписку с целью создания фонда для устройства в Москве памятника Скобелеву, а также прибегать и к другим дозволенным законом способам сбора средств для той же цели.

3) ВЫСОЧАЙШЕ соизволить все труды по сбору пожертвований, а затем объявление конкурса на проект памятника и само его сооружение возложить на начальника Николаевской академии Генерального штаба (ныне ИМПЕРАТОРСКОЙ Николаевской военной академии), и

4) ВЫСОЧАЙШЕ соизволить утвердить основную идею памятника Скобелеву, по которой он должен быть изображен верхом на лошади.

Председатель комиссии генерал-лейтенант Щербачев немедленно приступил к сбору необходимых средств путем обращения с предложением денежных пожертвований к представителям частей войск, административных, общественных и городских учреждений, а также к отдельным лицам, причем было разослано до 176 000 подписных листов. Работы эти заняли около года. В то же время был возбужден вопрос об отводе места в городе Москве для постройки памятника. Вопрос этот получил окончательное разрешение 27 октября 1909 года, когда на всеподданнейшем докладе Военного министра, ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ благоугодно было указать место на Тверской площади.